Последний шанс не праздновать 9 мая.

Московские переговоры 1939 года между СССР , Великобританией и Францией о заключении договора о взаимопомощи, проходили в апреле — августе 1939 года,в обстановке угрозы мировой войны,по сути это был последний шанс ее предотвратить,почему же он был упущен,кто виноват больше?
В голове простого российского человека , нет ответа на этот вопрос,коммунисты полностью изолгали его,путинисты полностью замолчали.

Разберем подробнее,причем следует сразу сказать :В ходе этих,шедших более двух месяцев переговоров англо-французская сторона приняла все советские условия, кроме формулировки косвенной агрессии.

В советском варианте она определялась следующим образом:

　Цитата:

Выражение «косвенная агрессия» относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств <страны, пограничные с СССР , а также Бельгия и Греция> соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон.

　Это было расценено представителями Великобритании и Франции как требование СССР предоставить ему возможность по желанию и под любым предлогом вводить свои войска в соседние страны. Со своей стороны, британские и французские участники переговоров предлагали считать косвенной агрессией только

　Цитата:

… действия, на которые соответствующее государство дало свое согласие под угрозой применения силы со стороны другой державы и которые связаны с отказом этого государства от своей независимости или своего нейтралитета.

　

то есть, в отличие от советской формулы,всего навсего отсутствовал пункт «или без такой угрозы»,к чему и нагло придрался Иосиф.,ведь это .как в случае с Прибалтикой не позволяло ему из Польши сделать Польскую ССР

Совершенно очевидно,что Джугашвили был твёрдо настроен на срыв переговоров,это вытекает из текста его рукописной инструкции Ворошилову от 7 августа, в частности, гласившей:

Цитата:

1. Секретность переговоров с согласия сторон.

2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР .

3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР .

4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, то есть Франции, Англии, СССР и т. д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе.

5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР .

6. Если французы и англичане всё же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.

7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключённым, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом её варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обречённом на провал.

8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заведений сказать, что после посещения летчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприятий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся.

Т.О.

«все её пункты были нацелены не на то, как способствовать успеху переговоров (их цель даже не была обозначена), а на то, как их сорвать, возложив затем ответственность за неудачу на западные делегации, направившие их правительства».

　

Подтверждением этого считается и тот факт, что 11 августа, то есть накануне начала переговоров, Политбюро решило :«вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин». Временный поверенный в делах СССР в Германии Астахов писал Молотову 8 августа 1939 года:

　

Цитата:

…
Но, по существу, немцев интересуют, конечно, не эти вопросы. Судя по намекам, которые я слышу, и веяниям, которые до меня доходят, они не прочь были бы, проверив на этих вопросах нашу дискретность и готовность договариваться, вовлечь нас в разговоры более далеко идущего порядка, произведя обзор всех территориально-политических проблем, могущих возникнуть между нами и ими. В этой связи фраза об отсутствии противоречий«на всём протяжении от Черного моря до Балтийского» может быть понята как желание договориться по всем вопросам, связанным с находящимися в этой зоне странами. Немцы желают создать у нас впечатление, что готовы были бы объявить свою незаинтересованность (по крайней мере, политическую) в судьбе прибалтов (кроме Литвы), Бессарабии, русской Польши (с изменениями в пользу немцев) и отмежеваться от аспирации на Украину. За это они желали бы иметь от нас подтверждение нашей незаинтересованности к судьбе Данцига, а также бывш[ей] германской Польши (быть может, с прибавкой до линии Варты или даже Вислы) и (в порядке дискуссии) Галиции. Разговоры подобного рода в представлениях немцев, очевидно, мыслимы лишь на базе отсутствия англо-франко-советского военно-политического соглашения.

　


11 августа 1939 года Астахов получил телеграмму от Молотова:

　

Цитата:

…
Перечень объектов, указанный в Вашем письме от 8 августа, нас интересует. Разговоры о них требуют подготовки и некоторых переходных ступеней от торгово-кредитного соглашения к другим вопросам. Вести переговоры по этим вопросам предпочитаем в Москве. Молотов.


　

　Когда же дело дошло до дошло до вопроса о пропуске Красной Армии через территорию Польши, по виленскому и галицийскому коридорам — без чего, по мнению советской стороны, не могла быть отражена возможная германская агрессия,то это оказалось «мёртвой точкой», на которой те переговоры и застыли. Поляки отказывались пропускать Красную Армию через свою территорию, несмотря на давление со стороны Франции. Известно афористическое выражение, сказанное Беком французскому послу

:

«С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими — свою душу».
Дальнейшая история доказала правоту поляков -- страны Прибалтики допустили советские войска для своей "обороны" и были оккупированы,так же была бы и оккупирована бы и Польша,какая тогда им была разница ,кем быть завоеванными : немцами или советскими?

В недавнее время,первоночального накопления капитала ,в России в начале 90-х годов бандформирования,полностью повторяли политику СССР того времени: вначале мелкого предпринимателя запугивали какие-то звероподобные хулиганы,потом подходили "добрые " пацаны в пиджаках и галстуках и предлогали защитить от этих фашистов, за определенную плату. В нашем случае этой платой бы , стало установление в Польше социализма. Кстати,подобную же политику угроз и предложения крышевания ,тогда же СССР вел и по отношению к Финляндии.


Советские пропагандисты,утверждают также,что у западных послов не было полномочий для подписания документов,но это было в начале переговоров,когда стороны только "прощупывали" друг друга, потом же на самом деле Полномочия у них были!!!.

Действительно,12 августа, на первом заседании трёх миссий, глава советской делегации предложил ознакомиться с полномочиями каждой делегации. Он предъявил полномочия советской делегации, которые гласили, что делегация уполномочивается

«…
вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе…». Глава французской делегации генерал Думенк зачитал свои полномочия, которые поручали ему «договориться с главным командованием советских вооружённых сил по всем вопросам, относящимся к вступлению в сотрудничество между вооружёнными силами обеих стран». Это было значительно меньше, чем полномочия советской делегации, но всё-таки генерал Думенк имел возможность вести серьёзные переговоры с советской стороной. Французы были настроены на скорейшее заключение соглашения, но они целиком зависели от англичан. Далее выяснилось, что глава английской делегации, адмирал Дракс, вообще не имеет никаких письменных полномочий. Адмирал Дракс пытался выйти из затруднительного положения, заявив, что если бы совещание было перенесено в Лондон, то он имел бы все необходимые полномочия, однако глава советской делегации под общий смех возразил, что «привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании».
В конце концов адмирал обещал запросить у своего правительства письменные полномочия,которые были им получены 21 августа.
Известна записка, переданная К. Е. Ворошилову через секретаря Сталина Поскребышева ,после предъявления этих полномочий :
«Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку».


Запомните эту дату ,21 августа-- с этого момента пошел обратный отсчет времени, советские люди стали делится на "живых и метрвых ", кинорежисеры-Бондарчуки получили материал для своих сценариев о ВОВ, композиторы -песен и стихов,а русские матери,слезы для своих погибших сыновей.

Следует также сказать,что несмотря на отсутствие у адмирала Дракса полномочий, советская делегация заявила, что не возражает против продолжения работы совещания. 13, 14, 15, 16 и 17 августа состоялось семь заседаний, на которых стороны обменялись сообщениями о своих вооруженных силах и своих планах на случай гитлеровской агрессии. От имени Англии выступали адмирал Дракс, маршал авиации Бэрнетт и генерал Хейвуд; от имени Франции — генерал Думенк, Валэн и капитан Вийом; от имени СССР — начальник генерального штаба Б. М. Шапошников, начальник военно-воздушных сил Л. Д. Локтионов и нарком военно-морского флота Н. Г. Кузнецов.

　

　Сорвав Московские переговоры,не став подписывать договор о коллективной безопасности со странами западных демократий,сталинисты тем не менее подписали Пакт с гитлеристами.

ПАКТ С САТАНОЙ.

Подписание Иосифом Джугашвили пакта о ненападении(а фактически о союзе) с Германией было геостратегической ошибкой ,приведшей к миллионым жертвам ,среди народов Советского Союза,по следующим причинам :

1) Произошедший в результате этого пакта раздел Польши привел к созданию удобного плацдарма для нападения на СССР .

2) Политика поощрения нацистской агресии на Запад,составлявшая "соль" этого пакта,привела не к ослаблению вермахта,как планировало советское руководства,путем ввязывания его в длительную войну со странами европейских демократий ,а наоборот ,после молнейносного разгрома Франции и аннексии половины Европы,к его усилению за счет присоединенного ВПК и трофеев,поднятию морально-боевого духа фашистских войск.

3)Обязательства по экономической помощи Германии,взятые на себя Советским Союзом ,по этому пакту в обмен на согласие на ответные аннексии стран Прибалтики,Зап.украины и Белоруссии,привели к многократному превышению усиления экономической мощи Германии по сравнению с ответным импортом товаров и технологий в СССР .В период с осени 1939 года по весну 1941 года Германия успешно вела боевые действия в Европе. За 1940 год через территорию СССР прошло 59 % всего германского импорта и 49 % экспорта, а до 22 июня 1941 – соответственно 72 % и 64 %. Тем самым на первой стадии войны в Европе рейх успешно преодолевал экономическую блокаду при помощи Советского Союза. Такая позиция СССР способствовала нацистской агрессии в Европе. В 1940 году на Германию приходилось 52 % всего советского экспорта, в т.ч. 50 % экспорта фосфатов, 77 % – асбеста, 62 % – хрома, 40 % – марганца, 75 % – нефти, 77 % – зерна. После разгрома Франции Великобритания практически в одиночку целый год мужественно сопротивлялась нацистам.

В этот тяжёлый год, когда Люфтваффе бомбили британские города, германии объективно помогал Советский Союз.

Вот говорят ,мол и фашисты взамен,что-то Союзу давали и это правильно.Все это бред,во-первых присоединившись к международному эмбарго все это можно было-бы получить и от США ,что они и ранее делали до преступного и ничем не мотивированного нападения СССР на Финляндию.Во-вторых также "много" отдает обратно,скажем, сегодняшняя Япония своим "сырьевым придаткам" ,совсем не имея на своей территории природных ископаемых и тем не менее превосходя,богатейшую по сырьевым ресурсам РФ,по ВВП..Ясно,что на каждые поставленные в обмен СССР 10 винтовок,Германия изготовила из советского сырья 100!

4) ГОВОРЯТ ,ЧТО СССР якобы выиграл время,для подготовки к войне.Здесь идет явное передергивание,если Иосиф знал ,что ему придется воевать с Германией,то зачем он с ней делил Европу? Зачем усиливал своего врага? Почему отказался от помощи его противников,ведь еще со времен древних римлян известно,"что враг моего врага - мой друг"? ДА,
всю советскую танковую промышленность
создали американские евреи! Что бы мог получить Советский Союз,от англо-саксов,если бы И .Джугашвили не разрушил построенную наркомом иностранных дел, Литвиновым ,в Европе систему коллективной безопасности,заключив данный преступный пакт,можно также судить по следующему:

За годы войны с Германией по знаменитому ленд-лизу СССР получил поставок от союзников на общую сумму в 11 млрд. долларов (по их стоимости 1945 года). Союзники поставили СССР 22 150 самолётов, 12,7 тыс. танков, 8 тыс. зенитных орудий, 132 тыс. пулемётов, 427 тыс. автомобилей, 8 тыс. тягачей, 472 млн. снарядов, 11 тыс. вагонов, 1,9 тыс. паровозов и 66 дизель-электровозов, 540 тыс. тонн рельсов, 4,5 млн. тонн продовольствия и т. д. Всю номенклатуру поставок здесь невозможно назвать. Основные поставки танков и самолётов от союзников приходятся на период с конца 1941 года по 1943 год – то есть на самый тяжёлый период войны. Западные поставки по стратегическим материалам составляли от советского производства за весь военный период: по порохам и взрывчатке – 53 %, по авиабензину – более 55 %, по меди и алюминию – более 70 %, по броневому листу – 46 %. За годы войны в СССР произвели 115,4 тыс. металлорежущих станков. Союзники поставили ещё 44,6 тыс. – причём более качественных и дорогих. Союзники отвлекли на себя почти весь флот противника, почти две трети Люфтваффе, а после высадки в Европе – около 40 % сухопутных сил врага.

4)Проблемы СССР связаные с отсутствием необходимых количеств ГСМ для ведения военных действий ,возникли только из-за подписания данного пакта и последовавших затем санкций со стороны США (основного на тот момент поставщика стратегических технологий) против СССР .

С точки зрения транспортировки и складирования нефтепродуктов СССР тогда не был готов к войне, и это привело к тяжелым последствиям, особенно в начале войны. Не хватало средств транспортировки, технических средств ССГ (автоцистерны, топливозаправщики, маслозаправщики, бензоперекачивающие станции и др.), не было магистральных трубопроводов для подачи войскам горючего, не хватало емкостей (резервуары РГ-50, контейнеры КП-20), складов горючего и т.д.

Следует также отметить,что страна тогда испытывала острейшей дефицит горючего,после начала войны СССР с Финляндией США ввели торговое эмбарго на поставку в Советский Союз стратегических материалов. Запрет коснулся прежде всего ввоза высокооктанового авиационного бензина и горючего для танков и другой автотехники. Американское эмбарго сохранялось до нападения Германии на СССР .

5)Подписав данный договор о ненападении, И.Джугашвили решил стравить между собой капиталистов,зная что этим он развяжет Гитлер у руки и тот напаст после этого на Польшу.Кстати,сразу после этого он и начал строить свои НОВЫЕ вооруженные силы(до этого были лишь войска территориальной обороны).Он думал : все опять придет к позиционному пату и увеличению страданий народов.Дождавшись полного коллапса капиталистических экономик,СССР как мудрая обезьяна,спустится с пальмы и придет освобождать народы Европы.Поэтому все делалось неторопливо,медленно ,со сталинской основательностью(он терпеть не мог экспромтов,потому -то и сел,в конце-концов в лужу -- после 10 июня уже надо было действовать быстро и нестандартно -- отводить войска из возможных котлов,ровнять линию,уходить за "линию Сталин а",войска у границ стояли не явно ,в некоем удалении,чтоб не выказать своих намерений и не напугать.

Части РККА стояли рассредоточено,с малыми плотностями -- ни для нападения,ни для обороны,здесь

http://actualhistory.ru/antimartirosyan хороший разбор,войска стояли в ожидании,что оказалось идеальным стратегическим расположением , для их РАЗГРОМА.

Грузинская хитрость не удалась вермахт наоборот усилился из-за трофеев и присоединенного ВПК.Набрался сил и особенно ,что более важно -- опасного КУРАЖА,громя всех подряд немцы возомнили себя непобедимыми "арийцами",способными покорить весь мир, вскормленный сталиным на нашу голову , ВРАГ превентивно ударил,заправив баки своих самолетов и танков,в том числе горючим поставленным СССР .

Получилось все с точностью наоборот. Не расчитал горец всего,элементарных вещей из истории не знал и пословиц ("Посеявший ветер -пожнет бурю " никто ему перечить не мог : все его самодурством были запуганы, а отвечать за его ошибки,пришлось нашим пра-дедам, дедам и отцам,и большой кровью.

Обиделся он,видете-ли ,что его не позвали в Мюнхен...А почему,страны победители ,должны были звать на конференцию,где они будут отменять свои же решения,по разделу Европы после 1 МВ,капитулировавшую страну,отдавшую тогда,Германии пол своей территории? Отдавшую, по фактически признанной ей капитуляции.
Да была пацифистско-либералистская глупость,когда отдавая Гитлеру Судеты,демократы думали его умиротворить,но в ответ Сталин злономеренно решил им по своему ,по-большевистски отомстить.До сих пор Россия в демографическую яму, проваливается из-за этой мести,десятки миллионов погибли..

6)К расколу международного социалистического движения,очернению самой идеи пролетарского интернационализма,желанию пролетариев вообще воевать за эти идеи.

7)В конечном итоге,колоссальные жертвы,понесенные СССР в годы ВОВ и закономерно, последовавшей за ней холодной войны,привели к его краху и распаду.

Вопрос : "СТАЛ БЫ ГИТЛЕР НАПАДАТЬ НА ПОЛЬШУ ,начинать 2 МВ,если бы СССР не стал подписывать с ним пакт Молотова-Риббентропа или нет? ". Зачем надо было обязательно подписывать этот пакт,объяснит мне кто нибудь или нет?

Почему нельзя было ЕГО НЕ ПОДПИСЫВАТЬ,ничего просто не делать , вождю коммунистов -- Иосифу Сталину?

Что гнало,какие тумаки? Что изменилось бы если бы его не подписывали?Луна упала бы на Землю? С могил поднялись бы все мертвецы?Говорят,что напала бы Япония,но она не напала,даже когда немцы стояли у Сталинград а,зачем ей тогда было бы нападать ?Ну и даже бы напала, 35 лет не нападала ,а тут приспичило,Китай то же может напасть и Нигерия,сейчас,что надо заключать пакты с НАТО теперь?Напала Япония тогда бы,дальше что ? Как бы Германия потом нападала бы на СССР , не входя на территорию Польшы,только авиацией что-ли?

Во время Первой Мировой Войны, Германия почти в одиночку воевала чуть ли не с целым миром и едва не победила, исход ТОЙ великой войны не раз был под вопросом и лишь разного рода случайности перевесили роковую чашу весов. Совершенно очевидно,что лишь вклад Российской империи ,война на два фронта,не позволила тогда немцам победить.Зачем же Иосиф Джугашвили помог Германии невоевать на два фронта,подписанием своего пакта ?

Что было бы , поведи себя Гитлер хитрее,дал бы независимость Украине и бандеровцы стали бы полным ходом призывать хохлов в освободительную армию, объявил бы что не будет завоевывать России ю ,а его цель лишь восстановление границ по Брест-Литовскому договору 1918 года и власовцы так же стали бы полным ходом вербовать бойцов.На Кавказ немцы не наступали бы,не отвлекались и на боевые действия в северной Африке,а все силы бросили на броски в район средней Волги и Архангельска(а не на Сталинград),для блокирования снабжения РККА , ГСМ и техникой ленд-лиза...Были бы вообще в этом случае, форумы на территории Восточной Европы?

Товарищи ! 9 мая Вы празднуете победу , в войне возникшей по ПЕРСОНАЛЬНОЙ вине Иосифа Джугашвили . При его помощи,мы Сами создали себе трудности -сами их и разгребали , 27 миллионов погибших полностью на совести это "замечательного " грузина.

Московские переговоры 1939 года: Запад сам себя перехитрил

21.08.10

Недавно мы отметили 65-летие Победы в Великой Отечественной войне, которая принесла нашему народу много горя. Немало страданий пришлось во время войны и на долю других народов Европы. Ниже читайте о событиях, которые предшествовали этой мировой трагедии.

12—21 августа 1939 г. в Москве проходили переговоры военных делегаций (военных миссий) СССР, Англии и Франции о заключении трехсторонней военной конвенции по противодействию агрессии в Европе.

Это была последняя попытка обуздать Гитлера коллективными усилиями и предотвратить развязывание большой войны в Европе. Увы, неудачная. Как это не раз случалось в середине 30-х из-за позиции ведущих держав Запада и т. н. малых стран Центральной и Восточной Европы. Первые надеялись договориться с Гитлером к обоюдной выгоде, пытались «умиротворить» агрессора, в т. ч. посредством сдачи своих союзников (как это произошло в ситуации с Чехословакией), направить захватнические устремления нацистской Германии на восток. Вторые (скажем, Польша) не просто категорически отказывались вступать в какие бы то ни было союзы с участием СССР, всячески противодействовали созданию системы коллективной безопасности на континенте, но строили внешнеполитические стратегии именно в расчете на гитлеровскую завоевательную политику, из которой намеревались извлечь пользу и для себя (например, благодаря агрессии Гитлера против ЧСР Польша приросла территориями, правда, ненадолго).

Августовские переговоры военных делегаций в Москве были своего рода финальным актом большой европейской драмы, длившейся с середины марта, — когда Гитлер, растоптав Мюнхенское соглашение с западными державами, уничтожил остатки чехословацкого государства. Провал англо-франко-советских переговоров имеет прямое отношение к последовавшему вслед за этим заключению советско-германского договора о ненападении (на который в последние годы навешано множество негативных ярлыков). Кроме того, в прессе нередко можно встретить позицию такого рода, что СССР-де едва ли не главный виновник неудачного исхода переговоров, дескать, займи Москва «более конструктивную» позицию — и Гитлера можно было остановить. Но так ли это? Чтобы лучше разобраться в происходившем, имеет смысл охватить (насколько позволяют рамки статьи) события марта — августа 1939-го, выдержав по возможности хронологический порядок, что позволяет отследить динамику развития ситуации и более точно определить причинно-следственные связи.

10 марта 1939-го, выступая с отчетным докладом ХVIII съезду ВКП(б), Сталин в саркастическом стиле выскажется о неадекватной политике стран Запада: «В наше время не так-то легко сорваться сразу с цепи и ринуться прямо в войну, не считаясь с разного рода договорами, не считаясь с общественным мнением. Буржуазным политикам известно это достаточно хорошо. Известно это также фашистским заправилам. Поэтому фашистские заправилы, раньше чем ринуться в войну, решили известным образом обработать общественное мнение, т. е. ввести его в заблуждение, обмануть его.

Военный блок Германии и Италии против интересов Англии и Франции в Европе? Помилуйте, какой же это блок! «У нас» нет никакого военного блока. «У нас» всего-навсего безобидная «ось Берлин — Рим», т. е. некоторая геометрическая формула насчет оси. (Смех). Военный блок Германии, Италии и Японии против интересов США, Англии и Франции на Дальнем Востоке? Ничего подобного! «У нас» нет никакого военного блока. «У нас» всего-навсего безобидный «треугольник Берлин — Рим — Токио», т. е. маленькое увлечение геометрией. (Общий смех). Война против интересов Англии, Франции, США? Пустяки! «Мы» ведем войну против Коминтерна, а не против этих государств. Если не верите, читайте «антикоминтерновский пакт», заключенный между Италией, Германией и Японией.

Так думали обработать общественное мнение господа агрессоры, хотя не трудно было понять, что вся эта неуклюжая игра в маскировку шита белыми нитками, ибо смешно искать «очаги» Коминтерна в пустынях Монголии, в горах Абиссинии, в дебрях испанского Марокко. (Смех).

Но война неумолима. Ее нельзя скрыть никакими покровами. Ибо никакими «осями», «треугольниками» и «антикоминтерновскими пактами» невозможно скрыть тот факт, что Япония захватила за это время громадную территорию Китая, Италия — Абиссинию, Германия — Австрию и Судетскую область, Германия и Италия вместе — Испанию, — все это вопреки интересам неагрессивных государств. Война так и осталась войной, военный блок агрессоров — военным блоком, а агрессоры — агрессорами. Характерная черта новой империалистической войны состоит в том, что она не стала еще всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. Таким образом, на наших глазах происходит открытый передел мира и сфер влияния за счет интересов неагрессивных государств без каких-либо попыток отпора и даже при некотором попустительстве со стороны последних. Невероятно, но факт» (И. Сталин. Вопросы ленинизма. М.: Госполитиздат, 1952, стр. 608 — 609).

Конечно, подобное попустительство агрессорам не было свидетельством наивности или чрезвычайной миролюбивости Запада, оно имело вполне конкретные цели, которые Сталин также расшифровал: «В политике невмешательства сквозит стремление, желание — не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево и мило!» (там же, стр. 609—610).

Но, как особо подчеркнет Сталин в своем выступлении, расчеты любителей «загребать жар чужими руками» тщетны, и Москва не станет «таскать каштаны из огня» для Лондона и Парижа. Именно этот императив был определяющим в позиции СССР на переговорах с Англией и Францией в 1939 г.

Вторгшись в середине марта в Чехословакию, на этот раз без благословения Лондона и Парижа, Гитлер вызвал в западном политическом истеблишменте «небывалое потрясение» (как выскажется 17 марта британский премьер Чемберлен, еще недавно вещавший после сговора в Мюнхене, что «обеспечил мир целому поколению»). Мюнхенские соглашения перестали существовать, равным образом утратили смысл и целый ряд других документов, заключенных англо-французами с агрессором (например, англо-германская и англо-французская декларации 1938-го, рассматривавшиеся на Западе как пакты о ненападении).

Лондон и Париж зашевелились. Опять понадобился СССР (который в Мюнхене бесцеремонно отстранили от участия в европейских делах). И 18 марта в консультациях с советским наркомом иностранных дел Литвиновым английский посол в Москве Сидс издалека поинтересовался, могут ли сопредельные с СССР страны вроде Румынии рассчитывать на помощь Советов в случае германской агрессии и в какой форме, в каких размерах (в этот момент немецкая дипломатия вела переговоры с Румынией о подписании экономических соглашений, за которыми без труда читалась попытка политического подчинения Бухареста Берлином). Литвинов выразил удивление, почему помощью СССР интересуется Англия, а не Румыния, кроме того, заявил, что СССР, прежде чем ответить, хотел бы знать позицию других государств, в частности самой Англии.

И тем не менее поздно вечером 18 марта (очевидно, после консультаций в Кремле) советский наркоминдел вызвал Сидса и от имени СССР предложил немедленно созвать совещание из представителей Советского Союза, Англии, Франции, Польши и Румынии. На следующий день советскому полпреду в Лондоне дали ответ на предложение Литвинова о созыве конференции. Глава британского МИДа Галифакс сообщил, что «он уже консультировался с премьером о предлагаемой Вами конференции, и они пришли к выводу, что такой акт был бы преждевременным» (Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. М.: Международные отношения, 1989, стр. 263).

Вместо немедленного созыва международной конференции, в которой приняли бы участие все заинтересованные в недопущении германского вторжения стороны (включая потенциальных жертв Гитлера), как предлагал СССР, 21 марта английский посол в Москве вручает Литвинову проект декларации Англии, Франции, СССР и Польши. В нем предлагалась следующая формулировка: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям» (Ржешевский О. Москва, Спиридоновка, 17 // «Военно-исторический журнал», № 7, 1989).

Хотя представленный англичанами проект декларации и выглядел как документ, не содержавший никакой конкретики, СССР тем не менее согласился ее подписать, о чем Москва и известила Лондон 23 марта. Кроме того, советская сторона выступила с предложением подписать ее не второстепенным лицам, а премьер-министрам и министрам иностранных дел четырех государств — с тем чтобы придать декларации больший вес в глазах мирового сообщества. Со стороны СССР было предложено расширить и количество участников, чтобы возможность подписать декларацию после ее опубликования имели балканские, прибалтийские и скандинавские страны. Но... спустя неделю Лондон откажется от подписания совместного документа, который сам же и предложил!

Правда, указанные метаморфозы английской внешней политики были в немалой степени продиктованы совершенно неадекватной позицией Варшавы, над которой Гитлер уже заносил топор. В ходе мартовских консультаций английских дипломатов с польским министром иностранных дел Юзефом Беком последний категорически отказался заключать соглашение о консультациях между Великобританией, Францией, СССР и Польшей, — даже если речь идет о выживании Польши. Бек заявил, что «Польша не станет участвовать ни в каких группировках, в которых участвует СССР» (Фест И. Гитлер: биография. Пермь: Алетейа, 1993, т. 3, стр. 142). Забегая вперед, отметим, что занимая на протяжении 1939-го такую непримиримую антисоветскую позицию, разрушая все попытки создания единого фронта в Европе по противодействию германской агрессии, Варшава в конечном итоге своими руками подтолкнула СССР к заключению договора с Германией 23 августа.

У Лондона в той ситуации были все рычаги для оказания дипломатического давления на Варшаву по «советскому» вопросу, в частности, жестко обусловив английские гарантии согласием Польши на привлечение СССР к европейскому альянсу против германской агрессии. Но не сделав предварительно такого крайне важного шага, Чемберлен 31 марта заявляет в британском парламенте: «В случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах». И добавляет, что «французское правительство уполномочило меня дать ясно понять, что оно занимает такую же позицию».

«Политически неподготовленным» назовет заявление Чемберлена Уинстон Черчилль. Тогдашний лидер английских либералов экс-премьер Ллойд Джордж выразит на встрече с Чемберленом удивление, как тот рискнул выступить со столь воинственной декларацией, не заручившись советской поддержкой, ведь без СССР «никакого «восточного фронта»... быть не может». В конце разговора Ллойд Джордж справедливо назвал заявление Чемберлена «безответственной азартной игрой» (Волков Ф. Д. Тайное становится явным. М.: Политиздат, 1989, стр.19). И в этом месте опередим события: англо-французские гарантии от 31 марта (подтвержденные официально 3 апреля), данные Польше без ее предварительного согласия на участие СССР в общеевропейском альянсе против агрессии, в дальнейшем сыграли роковую роль. Варшава, имея «в кармане» англо-французские гарантии (как рассчитывали неадекватные поляки — вполне достаточные), впоследствии с упорством осла отвергала любые попытки привлечь Советский Союз к единому фронту борьбы.

В апреле англо-франко-советские консультации продолжились. Какие «заманчивые» предложения делали Москве Лондон и Париж, в чем заключались разногласия в позициях? Об этом можем составить представление, например, из письма Литвинова на имя полпреда СССР во Франции Сурица от 11 апреля: «Если расшифровать эти разговоры, то выясняется лишь желание Англии и Франции, не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие-то обязывающие нас обещания... Но почему мы должны принимать на себя такие односторонние обязательства?» (Трухановский, указ. соч., стр. 264). Вполне резонная постановка вопроса.

Именно вышеописанный подход демонстрировали англичане в запросе от 15 апреля, сделанном британским МИДом через своего посла в Москве: «Согласно ли советское правительство сделать публичное заявление... что в случае акта агрессии против какого-либо европейского соседа Советского Союза, который оказал бы сопротивление, можно будет рассчитывать на помощь советского правительства, если она будет желательна, каковая помощь будет оказана путем, который найдут более удобным?» (Овсяный И. Д. Тайна, в которой война рождалась. М.: Политиздат, 1975, стр. 300).

Т. е. Советскому Союзу предлагалась, как сказал бы Штирлиц, роль «болвана» в старом польском преферансе — дать согласие втянуться в любую войну на континенте в чужих интересах и по чужим лекалам (путем, который другие «найдут более удобным»), без гарантий оказания помощи СССР с чьей бы то ни было стороны. СССР, таким образом, должен был взять на себя обязательства перед всеми, тогда как перед СССР — никто. В Москве наверняка оценили тонкий английский юмор, содержавшийся в этой филькиной грамоте, присланной из Форин-офис. Но в ответ 17 апреля предложили для оказания противодействия гитлеровской агрессии в Европе следующий план:

«1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5—10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи» (Ржешевский, указ. соч.).

Советский план, как видим, абсолютно конкретный, адекватный сложившейся на тот момент международной обстановке и, главное, равноправный, предполагающий взаимные обязательства со стороны участников, обеспечивающий гарантии безопасности для всех заинтересованных сторон. То, что советские предложения носили именно такой характер, подтверждает и мнение Черчилля, высказанное им во время дебатов по вопросам внешней политики в английском парламенте 19 мая: «Я никак не могу понять, каковы возражения против заключения соглашения с Россией, которого сам премьер-министр как будто желает, против его заключения в широкой и простой форме, предложенной русским советским правительством? Предложения, выдвинутые русским правительством, несомненно, имеют в виду тройственный союз между Англией, Францией и Россией...

Ясно, что Россия не пойдет на заключение соглашений, если к ней не будут относиться как к равной и, кроме того, если она не будет уверена, что методы, используемые союзниками — фронтом мира, — могут привести к успеху. Никто не хочет связываться с нерешительным руководством и неуверенной политикой...

Нужен надежный Восточный фронт, будь то Восточный фронт мира или фронт войны, такой фронт может быть создан только при действенной поддержке дружественной Россией, расположенной позади всех этих стран... Этот вопрос о Восточном фронте имеет гигантское значение... перед нами предложение — справедливое и, по-моему, более выгодное предложение, чем те условия, которых хочет добиться наше правительство. Это предложение проще, прямее и более действенно» (Черчилль. Вторая мировая война. М.: Воениздат, 1991, кн. 1, стр.169 — 170).

Но брать на себя обязательства перед СССР в планы тогдашних лидеров в Лондоне и Париже не входило. С ходу отвергнуть советский план вроде как некорректно, а вот утопить его в «дополнениях» и «замечаниях» — самое то. Более того, англичане и германскую сторону, чьей агрессии Лондон вроде как собирался не допустить, успокоили: не будет никакого соглашения. Временный поверенный в делах Германии в Англии, ссылаясь на свои консультации в британском МИДе, 28 апреля телеграфировал Риббентропу, что ответ Англии на предложения СССР будет «равнозначен отказу, хотя он облечен в форму замечаний к контрпредложениям Советской России» (Трухановский, указ. соч., стр. 268).

3 мая британский Кабинет обсуждал тактику поведения в свете советских предложений от 17 апреля. На подписание пакта о взаимопомощи было решено не идти, хотя глава английской дипломатии Галифакс и высказал опасение, что это может «толкнуть ее (Советскую Россию. — С. Л.) в объятия Германии». Чтобы последнего не случилось, была принята идея министра по делам колоний Макдональда, предложившего затягивать переговоры и «держать Россию в игре» (Овсяный, указ. соч., стр. 307). Эту линию Лондон и будет пытаться реализовывать в дальнейшем.

8 мая посол Сидс передал советскому наркому иностранных дел предложение своего правительства, чтобы СССР опубликовал декларацию, в которой взял на себя обязательство «в случае вовлечения Великобритании и Франции в военные действия во исполнение принятых ими обязательств оказать немедленно содействие, если оно будет желательным, причем род и условия, в которых представлялось бы это содействие, служили бы предметом соглашения» (там же, стр. 303). Само собой, западным демократиям в голову не пришло со своей стороны взять на себя обязательства «оказать немедленно содействие» Советскому Союзу — если тот окажется втянутым в военные действия. По этому поводу Молотов, сменивший Литвинова на посту наркома индел, телеграфировал полпреду СССР во Франции: «Как видите, англичане и французы требуют от нас односторонней и даровой помощи, не берясь оказывать нам эквивалентную помощь». 15 мая советское правительство через своих дипломатических представителей уведомило Англию и Францию, что предложения с их стороны от 8 мая «не могут послужить основой для организации фронта сопротивления миролюбивых государств в Европе», кроме того, эти предложения «не содержат в себе принципа взаимности в отношении СССР и ставят его в неравное положение, так как они не предусматривают обязательства Англии и Франции по гарантированию СССР в случае прямого нападения на него со стороны агрессоров» (Трухановский, указ. соч., стр. 268).

Немудрено, что в подобных обстоятельствах, когда от Советского Союза требовали односторонних обязательств, англо-франко-советские переговоры раз за разом заходили в тупик. Но не только поэтому. Неразумно вели себя те, кого Гитлер обозначил в качестве первоочередной цели, — поляки. 11 мая Молотов принимает польского посла в СССР Гжибовского, у которого интересуется позицией Варшавы относительно предоставления военных гарантий Польше со стороны СССР. «Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР», — отвечает Гжибовский. Молотов ставит вопрос иначе: «Заинтересована ли Польша в гарантировании граничащих с СССР европейских государств?» Гжибовский непреклонен: «это не должно относиться к Польше» (Овсяный, указ. соч., стр. 287).

Весь май и июнь в полном соответствии с тактикой бесконечного затягивания переговоров (т. е. переговоры ради переговоров, без конкретного результата) англо-французы играли в «замечания» к советскому плану, предложенному в апреле. К примеру, 27 мая английский и французский послы в Москве предложили наркому индел очередной прожект. Молотова, естественно, в первую очередь интересовало, каким образом будет решен вопрос об оказании помощи советскому государству Запада в случае войны. На сей счет англо-французы изобрели следующую формулу: если СССР подвергнется агрессии со стороны европейской державы, то Франция и Великобритания окажут посильную помощь Советскому Союзу на основе принципов, изложенных в ст. 16, параграфах 1 и 2 Устава Лиги Наций.

В Москве ссылки на импотентную Лигу Наций (вспомним, что сия структура не смогла предотвратить ни захвата Эфиопии Италией, ни агрессию Японии в Китае, ни уничтожения Чехословакии в марте, ни, наконец, вторжения Италии в Албанию 7 апреля 1939-го), конечно же, вызвали недоумение. Тем более что практика заключения союзов на основе подобных принципов не имела аналогов. Молотов и изложил послам все, что он по этому поводу думает: «Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем. Возможно, что эти разговоры и нужны Англии и Франции для каких-то целей. Советскому правительству эти цели неизвестны. Оно заинтересовано не в разговорах о пакте, а в организации действенной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе. Участвовать только в разговорах о пакте, целей которых СССР не знает, советское правительство не намерено. Такие разговоры английское и французское правительства могут вести с более подходящими, чем СССР, партнерами» (Трухановский, указ. соч., стр. 269).

То, что СССР не позволит водить себя за нос и что бесконечное затягивание переговоров может вынудить Москву поискать другие варианты обеспечения своей безопасности — об этом Молотов недвусмысленно сигнализировал спустя несколько дней. 31 мая в выступлении на сессии Верховного Совета СССР, информировавшем делегатов о целях советской дипломатии, он заявил: «первая — заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии, имеющего исключительно оборонительный характер; вторая — гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР, государств Центральной и Восточной Европы, включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны, от нападения агрессоров; третья — заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи, оказываемой друг другу и гарантируемым государствам в случае нападения агрессоров» (Безыменский Л. Особая папка «Барбаросса». М., АПН, 1972, стр. 66—67). Но в то же время, говоря о состоянии советско-германских отношений, Молотов сказал: «Ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считали необходимым отказаться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия. Еще в начале прошлого года по инициативе германского правительства начались переговоры о торговом соглашении и новых кредитах... Наркомвнешторг был уведомлен о том, что для этих переговоров в Москву выезжает специальный германский представитель г-н Шнурре. Но затем... эти переговоры были поручены германскому послу в Москве г-ну Шуленбургу и... прерваны ввиду разногласий. Судя по некоторым признакам, не исключено, что переговоры могут возобновиться» (там же, стр. 94). Заметим, вскоре так и случилось.

2 июня СССР предлагает очередной проект соглашения, в котором гарантии распространяются на Бельгию, Грецию, Турцию, Румынию, Польшу, Латвию, Эстонию и Финляндию. При этом механизм приведения взаимопомощи в действие должен быть немедленным, без каких-либо консультаций или прохождения процедурных вопросов в Лиге Наций. Договор, по мнению СССР, должен заключаться одновременно с военной конвенцией, где должны быть четко прописаны формы и размеры взаимной помощи.

Не собираясь в реальности подписывать ничего подобного, но желая «держать Россию в игре», англичане в середине июня посылают в Москву мидовского чиновника Стрэнга. Привезя согласие Лондона на гарантии прибалтийским странам, он категорически отверг формулировку «косвенная агрессия» относительно Латвии, Литвы и Эстонии, что снова вызвало разногласия на переговорах. Надо заметить, что под «косвенной агрессией» предусматривались действия, подобные захвату Германией Австрии, Чехословакии и отторжения Мемеля у Литвы. Постановка вопроса о косвенной агрессии с советской стороны была более чем уместна. Ведь и 15 марта 1939-го Гитлер вторгся в Чехословакию, предварительно «обработав» президента ЧСР Гаху, который подписал письмо с просьбой к фюреру взять под свою опеку чешский народ. Также и правители Литвы «добровольно» передали Мемель и Мемельский край рейху. Поэтому необходимость застраховаться от подобных форм агрессии не была прихотью Сталина и Молотова.Посылка Стрэнга, в общем-то рядового чиновника британского МИДа, на такие важные переговоры (от СССР их вел лично нарком Молотов) тоже была знаковой для советского руководства, свидетельствовавшая, что англичане не настроены всерьез на заключение договора. Советский полпред в Лондоне Майский, к примеру, 12 июня предлагал Галифаксу лично поехать в Москву. Но ни Галифакс, ни тем более Чемберлен участвовать в переговорах с СССР не хотели. Когда в британском правительстве встал вопрос о посылке Галифакса в Москву, Чемберлен заявил, что «это было бы... весьма унизительным (?!! — С. Л.) для нас» (Трухановский, указ. соч., стр. 269 — 270). Ехать к Гитлеру в Мюнхен Чемберлену было не унизительно.

И хотя такой опытный дипломат, как Герберт фон Дирксен, бывший в то время послом Германии в Лондоне, по поводу посылки Уильяма Стрэнга на переговоры в Москву в своих мемуарах выскажется, что это была ошибка «чисто формального свойства», поскольку Стрэнг был «старательным и опытным» дипломатом, однако и он отмечает, что в Москве, конечно, «ожидали прибытия чиновника правительственного уровня» (Г. Дирксен. Москва. Токио. Лондон. Двадцать лет германской внешней политики. М., ОЛМА-ПРЕСС, 2001, стр. 325).

«Результатом» миссии Стрэнга стала статья в центральной советской газете «Правда» от 29 июня за подписью А. Жданова под многообъясняющим заголовком «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР». Не вызывает сомнений, что к ее редактированию приложили руку Сталин и Молотов, а поводом к ней послужили постоянные маневры англо-французской дипломатии, справедливо воспринимавшиеся в Кремле как нежелание заключать равноправный и действенный договор: «англичане и французы хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они тоже за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдет, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками. Тем более не может пойти на такой договор СССР... англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами» (выделено Ждановым).

К вопросу о «сделке с агрессорами». Действительно, переговоры с СССР рассматривались англичанами как инструмент давления на Берлин. При этом упорное нежелание Лондона — под теми или иными предлогами — заключать какой бы то ни было военный договор с СССР означало не что иное, как оставление открытых дверей для Гитлера. Так, еще 22 мая в ответ на подписание соглашения о военном союзе между Германией и Италией (известного как «Стальной пакт») британский МИД подготовил секретный меморандум. В документе среди положений о возможном военном союзе с СССР было указано: такой союз создаст впечатление, что правительство Великобритании «окончательно отказалось от всякой надежды добиться урегулирования с Германией» (Овсяный, указ. соч., стр. 309). Очевидно, по этой причине и уровень англо-французского представительства на переговорах с СССР был неизменно низким — посредством второразрядных чиновников, дабы сохранить поле для маневра первым лицам.

Нет, англичане никогда не отказывались от сделки хоть с чертом, если это сулило те или иные, как им представлялось, выгоды. Не будем вспоминать Мюнхен-1938. Возьмем «дальневосточный Мюнхен»-1939 — чем со всей очевидностью было соглашение Арита — Крейга (японского министра иностранных дел Арита и английского посла в Токио Крейга). Подписанное втихаря 2 июля, оно обнародовано в виде устного заявления Чемберлена в палате общин 24 июля 1939-го. Согласно данному соглашению Англия признавала «нынешнее (т. е. на середину 1939-го. — С. Л.) положение в Китае и особые нужды, имеющиеся у оперирующих в Китае японских вооруженных сил» и обязалась, что «не будет поощрять какие-либо акты или мероприятия, мешающие японским вооруженным силам в Китае в удовлетворении этих нужд». Все это, отметим, после нанкинской резни (1937 г.), после других преступлений против человечности, массово совершавшихся японскими военными в Китае (которые ничем не отличались от того, что впоследствии будет творить Гитлер в Европе). И ничего — Англия признала эти «особые» военные нужды Японии. А взамен Япония гарантировала британские экономические интересы в Китае, например, относительно концессии в Тяньцзине. Т. е. такой себе англо-японский договор о разделе сфер влияния в Китае (это когда СССР с кем-либо договаривается о разграничении сфер интересов — тогда плохо, а если то же самое делает Англия — хорошо).

На фоне переговоров с Советами англичане предпринимали активные попытки договориться с Гитлером, т. е. вели двойную игру, что становилось все более очевидным для Москвы. Фактов на сей счет более чем достаточно. К примеру, 13 июня английский посол в Берлине Гендерсон посетит статс-секретаря Вайцзеккера. По итогам беседы последний запишет: «Гендерсон, явно имея поручение, говорил о готовности Лондона к переговорам с Берлином. Галифакс, очевидно, считает, что нынешнему напряженному положению можно и должно положить конец путем переговоров... Содержанием переговоров между Лондоном и Берлином могло бы быть прекращение гонки вооружений и оживление экономических отношений. Можно было бы также обсудить вопрос о колониях... Из этих высказываний Гендерсона... можно было понять, что он... не придает никакого значения пакту с Россией». (там же, стр. 341 — 342). Несколькими днями ранее активные переговоры с наиболее влиятельными политиками Британии, включая Чемберлена и Галифакса, имел сотрудник германского МИДа Тротт цу Зольц.

Но наиболее известны июльские переговоры статского советника Гельмута Вольтата. Прибыв в Лондон для решения экономических вопросов, Вольтат был втянут и в неофициальные политические переговоры. Причем по инициативе англичан. Министр внешней торговли Англии Хадсон, как опишет в своих мемуарах Г. фон Дирксен, «подошел к Вольтату и предложил встречу». Вольтат проконсультировался с Дирксеном и принял предложение. Как говорит Дирксен, Хадсон «развил далеко идущие планы по заключению совместного англо-германского рабочего соглашения, направленного на открытие новых рынков и расширение существующих. По его словам, существовало, в частности, три крупные территории: Британская империя, Китай и Россия... Более того, Хадсон предложил провести разграничение взаимных сфер интересов и ликвидировать конкуренцию на трех вышеуказанных рынках» (Дирксен, указ. соч., стр. 331 — 332). Отдельно стоит отметить этот момент — «разграничение взаимных сфер интересов» (что впоследствии будет обсуждаться на советско-немецких переговорах), чисто английское изобретение.

Кроме Хадсона, Вольтат имел встречи с сэром Д. Беллом, советником Чемберлена. Но главным лицом, с кем контактировал Вольтат, был сэр Гораций Вильсон, «серый кардинал» в Кабинете Чемберлена (его еще называли «личным министром иностранных дел» Чемберлена). Вильсон был если не главным, то уж точно не последним вдохновителем Мюнхенского сговора. Именно Вильсон сопровождал Чемберлена в его поездках к Гитлеру 15 и 22 сентября 1938-го в Берхтесгаден и Гедесберг. Во время Гедесбергской конференции, за неделю до Мюнхена, и было принято окончательное решение об уступке Судет в пользу Германии. От немцев в переговорах участвовали Гитлер и Риббентроп, от англичан — Чемберлен и Вильсон.

И вот этот «мюнхенец» Вильсон теперь готовил новую программу урегулирования англо-германских отношений. Как указывает Дирксен, «программа, разработанная сэром Горацием Вильсоном.., не ограничивалась лишь экономической сферой, но затрагивала также вопросы политического... характера». Чемберлен «одобрил эти планы». Более того, даже собирался лично встретиться с Вольтатом, но последний отказался, испугавшись, «как бы его конфиденциальные беседы на экономические темы не приняли, таким образом, политического характера» (там же, стр. 332).

Вольтат, не имея соответствующих полномочий, просто побоялся взять на себя такую ответственность. Но англичане были готовы договариваться! В мемуарах Дирксен будет рассуждать об этих встречах, содержание которых хранилось «в секрете до окончания войны». Он задает себе два вопроса: были ли искренними попытки Лондона сохранить мир или «они служили лишь увертюрой с целью выиграть время»? и «были ли обязательства, которые Германии пришлось бы взять на себя, чтобы достичь соглашения, такими уж нереальными?» И выражает «свое полное доверие Чемберлену и инициативе его Кабинета». Что же касается Германии, пишет экс-посол, то, прими она предложения Вильсона, могла бы прийти та же уверенность в мире между Англией и Германией, которая была после Мюнхена, и рейх стал бы «господствующей державой на континенте с приоритетными экономическими правами в Юго-Восточной Европе» (там же, стр. 335 — 336).

Несмотря на утверждения Дирксена, переговоры Вольтата с членами британского Кабинета и тогда не являлись таким уж секретом. О них, к примеру, писала «Правда». Так, 23 июля она сообщала о циркулирующих слухах, согласно которым произошли переговоры между Вольтатом и представителями английской правящей верхушки, в том числе и «основным вдохновителем Мюнхенского сговора Вильсоном». О том же в номерах за 24-е, 25-е и 26 июля. Это, естественно, не добавляло доверия к английским намерениям в отношении заключения договора по противодействию агрессии в Европе...

Уловки британской дипломатии небесконечны. Терпение Москвы тоже небезгранично, о чем западные послы регулярно докладывали своему руководству. К примеру, французский посол в Москве Э. Наджияр в телеграмме в Париж от 16 июля решительно и однозначно высказался за заключение военной конвенции с Советским Союзом. 18 июля он телеграфирует: «На нынешней стадии переговоров у нас, по моему мнению, нет иного выхода, как принять советскую точку зрения или согласиться на провал.., который скомпрометирует в настоящем и будущем наши переговоры с Россией» (Ржешевский, указ. соч.). 20 июля Стрэнг информирует Форин-офис относительно своих переговоров с советскими представителями: «Их неверие и подозрения в отношении нас в ходе переговоров не уменьшились, так же как и их уважение к нам не возросло. Тот факт, что мы создавали трудность за трудностью в вопросах, не казавшихся им существенными, породил впечатление, что мы не стремимся сколько-нибудь серьезно к соглашению» (Трухановский, указ. соч., стр. 271).

Атмосфера в Европе накалялась. Кроме того, СССР вступил в переговоры с Германией — пока на предмет заключения торгово-экономического соглашения. На этом фоне, желая придать переговорам конкретный характер, советское правительство 23 июля обратилось к Лондону и Парижу с предложением приступить к выработке военной конвенции, не ожидая завершения политических переговоров. 25 июля Англия и Франция дали свое согласие.

Однако это был всего лишь очередной маневр, с тем чтобы «удерживать Россию в игре», в орбите англо-французской внешней политики — как рассчитывали в Лондоне и Париже, пока Москва ведет переговоры с ними, она не станет договариваться с Берлином. Поэтому дав свое согласие, англичане и французы не спешили отправлять свои миссии.

Бывший советский полпред в Лондоне И. Майский в своих воспоминаниях опишет разговор с Галифаксом от 25 июля: «— Скажите, лорд Галифакс, — спросил я, — когда, по-вашему, смогут начаться эти переговоры? — Галифакс подумал, посмотрел на потолок, точно что-то соображая, и затем ответил: — Нам надо дней семь — десять, для того, чтобы проделать всю необходимую предварительную работу. — Это значило, что фактически переговоры начнутся едва ли раньше, чем через две недели. Итак, Галифакс не собирался торопиться. — А состав вашей делегации для ведения военных переговоров уже определен? — вновь спросил я. — Нет, пока еще нет... Мы сделаем это в ближайшие дни» (Майский И. М. Воспоминания советского дипломата. 1925—1945 гг. Ташкент, Узбекистан, 1980, стр. 354).

Когда состав делегации был определен, у Майского произошел не менее впечатляющий разговор с главой английской миссии адмиралом Дрэксом о том, каким способом англо-французская делегация будет добираться до Москвы.

«Я. Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву? Дрэкс. Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни. Я. Вы, конечно, летите?.. Время не терпит: атмосфера в Европе накалена!.. Дрэкс. О нет! Нас в обеих делегациях вместе с обслуживающим персоналом около 40 человек, большой багаж... На аэроплане лететь неудобно! Я. Если самолет не подходит, может быть, вы отправитесь в Советский Союз на одном из ваших быстроходных крейсеров?.. Это было бы очень стильно и внушительно: военные делегации на военном корабле... Да и времени от Лондона до Ленинграда потребовалось бы немного. Дрэкс (с кислой миной на лице). Нет, и крейсер не годится. Ведь если бы мы отправились на крейсере, это значило бы, что мы должны были бы выселить два десятка его офицеров из своих кают и занять их место... Зачем доставлять людям неудобства?.. Нет, нет! Мы не пойдем на крейсере... Я. Но в таком случае вы, может быть, возьмете один из ваших быстроходных коммерческих пароходов? Повторяю, время горячее, вам надо возможно скорее быть в Москве! Дрэкс (с явным нежеланием продолжать дальше этот разговор). Право, ничего не могу вам сказать... Организацией транспорта занимается министерство торговли... Все в его руках... Не знаю, как получится» (там же, стр. 357).

Забавно, что французские переговорщики не поехали напрямую в Москву, а направились в Лондон, откуда и отплыли в компании своих британских коллег на тихоходном сухогрузе.

Состав западной делегации тоже красноречиво свидетельствовал об отношении англо-французов к переговорам и их «желании» заключить военную конвенцию с СССР. Советская миссия для переговоров состояла из первых лиц: главой миссии назначен нарком обороны маршал Ворошилов, членами — начальник Генерального штаба командарм 1-го ранга Шапошников, нарком ВМФ флагман флота 2-го ранга Кузнецов, начальник ВВС командарм 2-го ранга Локтионов, замначальника Генштаба комкор Смородинов.

А кого отправили англичане? Майский пишет, что советская сторона надеялась увидеть во главе делегации как минимум генерала Горта — начальника британского генерального штаба. Но вместо этого был назначен адмирал Дрэкс, «имени его я до того ни разу не слыхал за все семь лет моей предшествующей работы в качестве советского посла в Лондоне» (там же, стр. 356). Примечательно, что в телеграмме Дирксена от 1 августа, содержавшей запись очередной беседы Вольтата с сэром Вильсоном, были и такие строки со ссылкой на последнего: «к продолжению переговоров о пакте с Россией, несмотря на посылку военной миссии, — или, вернее, благодаря этому, — здесь (т. е. в Лондоне. — С. Л.) относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находится в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно так же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег» (Дирксен, указ. соч., стр. 441).

То же самое у французов. Главой миссии был назначен корпусной генерал Думенк, членами — командир авиационной дивизии генерал Вален, преподаватель военно-морской школы капитан 1-го ранга Вийом, капитан Боффр. «Здесь также не было ни одного человека, который мог бы с авторитетом говорить от имени всех вооруженных сил своей страны», — отметит Майский (указ. соч., стр. 356).

Инструкции миссиям западных делегаций также не оставляют никаких сомнений относительно намерений Англии и Франции заключить с СССР военную конвенцию. Тактика, разработанная английскими экспертами, гласила: «Поддерживать переговоры в надежде, что они сами по себе будут достаточно сдерживающим средством». В одном из пунктов инструкции, данной Дрэксу, говорилось: «Вести переговоры весьма медленно». А «если русские предложат, чтобы английское и французское правительства обратились к Польше, Румынии или прибалтийским государствам с предложениями, влекущими за собой сотрудничество с советским правительством или русским генеральным штабом, делегация не должна брать на себя каких-либо обязательств» (Безыменский, указ. соч., стр. 67 — 68). Надо сказать, что английский посол в Москве Сидс, ознакомившись с присланными инструкциями, прямо написал Галифаксу: «При таких условиях, я полагаю, что военные переговоры едва ли приведут к каким-либо результатам за исключением того, что они еще раз возбудят подозрение русских и подкрепят их убеждение в нашей неискренности... и нежелании заключить конкретное и определенное соглашение» (там же, стр. 68). Т. е. западные миссии изначально отправлялись в СССР ломать комедию.

На первом же заседании, 12 августа, выяснилось, что у главы французской миссии генерала Думенка имеются полномочия «договориться с главным командованием советских вооруженных сил по всем вопросам, относящимся к вступлению в сотрудничество между вооруженными силами обеих стран» (Майский, указ. соч., стр. 360). Но не было полномочий заключать военную конвенцию! Выглядит как анекдот, но у адмирала Дрэкса, главы английской делегации, вообще никаких полномочий не оказалось! Театр абсурда: «Адмирал Дрэкс пытался выйти из затруднительного положения, заявив, что если бы совещание было перенесено в Лондон, то он имел бы все необходимые полномочия, однако глава советской делегации под общий смех возразил, что «привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании» (там же, стр. 361). В конце концов адмирал пообещал запросить у своего правительства письменные полномочия, которые были им получены только 21 августа, когда надобность в них отпала.

В ходе переговоров начальник Генерального штаба РККА Шапошников ознакомил (на 4-м заседании) англо-французскую военную миссию не только с состоянием Красной армии, но и представил подробный план предлагаемых военных действий СССР на случай агрессии. У делегаций Франции и Англии подобных планов совместных с СССР действий не было. Более того, инструкции, с которыми их отправили на переговоры, прямо запрещали знакомить советскую сторону с англо-французскими военными планами (Безыменский, указ. соч., стр. 67—68).

Особой статьей в этих бесплодных переговорах проходила Польша с антисоветской позицией. Варшава устроила аттракцион невиданной глупости. Ставший непреодолимой преградой к заключению англо-франко-советского соглашения вопрос о пропуске советских войск через польскую территорию в случае нападения агрессора имел для Москвы еще и то значение, что являлся индикатором серьезности намерений Англии и Франции на переговорах. И об этом прямо заявит Ворошилов в ходе заседаний военных миссий: «из всей военной истории не было известно ни одного случая, когда бы искали союзника против вероятного противника, но не желали бы предоставить этому союзнику право войти в соприкосновение с вероятным врагом» (Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938—1939. М., Прогресс, 1991, стр. 246). И трудно оспорить логику советского наркома.

За день до приезда англо-французской миссии в Москву, 10 августа, польский посол в Москве Гжибовский в разговоре с послом Италии отрицательно высказался о предстоящих англо-франко-советских переговорах. Итальянец сразу же рассказал об этом Шуленбургу, а тот в свою очередь проинформировал Берлин: «Здешний польский посол Гжибовский в начале августа вернулся из отпуска. В беседе между ним и итальянским послом Россо был затронут также вопрос об англо-франко-советских переговорах относительно заключения пакта. Итальянский посол заявил, что, по его мнению, начинающиеся в настоящее время переговоры между военными лишь тогда могут привести к конкретному результату, когда Польша в той или иной форме примет в них участие или по крайней мере заявит о своем согласии принять советскую вооруженную помощь. Польский посол ответил на это, что в позиции Польши по отношению к переговорам о пакте ничто не изменилось. Польша ни в коем случае не потерпит того, чтобы советские войска вступили на ее территорию или даже только проследовали через нее. На замечание итальянского посла о том, что это, вероятно, не относится к советским самолетам, польский посол заявил, что Польша ни в коем случае не предоставит аэродромы в распоряжение советской авиации» (Безыменский, указ. соч., стр. 104).

15 августа посол Наджияр сообщает в Париж о ходе переговоров и запрашивает о пропуске войск: «то, что предлагают русские в целях выполнения обязательств по политическому договору, соответствует интересам нашей безопасности и безопасности самой Польши... советская делегация предупреждает, что Польша своей негативной позицией делает невозможным создание фронта сопротивления с участием русских сил» (Ржешевский, указ. соч.). При этом он советует своему МИДу оказать на Польшу соответствующее давление.

Давить на поляков по поручению Думенка отправился капитан Боффр. В Варшаве 17 августа он встречается с маршалом Рыдз-Смиглы. Обсуждаемый вопрос — пропуск советских войск через территорию Польши. Польский маршал непреклонен: «С немцами мы рискуем потерять свою свободу, с русскими мы потеряем свою душу» (Безыменский, указ. соч., стр. 103).

В отличие от британских политиков, британские военные понимали всю остроту ситуации и справедливость советских требований пропустить войска через польскую территорию. Подкомиссия комитета начальников штабов, в состав которой входили заместители начальников штабов всех трех видов вооруженных сил, в середине августа подготовила доклад английскому кабинету министров по поводу московских переговоров (о ходе которых информировал Дрэкс). Среди прочего в документе говорилось: «На нашем заседании 16 августа 1939 г. мы рассмотрели важные аспекты мер, предлагаемых в связи с телеграммой миссии... и посла Его В-ва в Москве:

— ...по нашему мнению, единственно логичным является предоставление русским всех средств для оказания помощи с тем, чтобы использовать максимум их сил на стороне антиагрессивных держав. Мы считаем исключительно важным пойти навстречу русским в данном вопросе, а в случае необходимости оказать сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы добиться их согласия отнестись к этому положительно;

— ...поставленная сейчас русскими проблема является фундаментальной и считаем, что, если даже русские продолжат переговоры без соглашения по данному пункту, в результатах, ожидаемых от последующих переговоров, будет очень мало ценного;

— совершенно ясно, что без быстрой и эффективной русской помощи поляки не имеют надежд на то, чтобы выдержать германское наступление на суше и в воздухе продолжительное время..;

— мы считаем, что сейчас необходимо сообщить об этом как полякам, так и румынам. Полякам особенно следует указать, что они имеют обязательства по отношению к нам, как и мы к ним, и что им нет оснований ожидать от нас слепого выполнения наших гарантий, если они в то же время не будут сотрудничать в принятии мер, направленных на достижение общей цели;

— заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны. Успешное заключение этого договора будет, без сомнения, поставлено под угрозу, если выдвинутые русскими предложения о сотрудничестве с Польшей и Румынией будут отклонены этими странами...»

В конце доклада британскими военными был сформулирован следующий вывод: «В заключение мы хотели бы подчеркнуть, что, с нашей точки зрения, в случае необходимости должно быть оказано сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы они заранее дали согласие на использование русскими силами территории в случае нападения Германии» (Ржешевский, указ. соч.).

Военные миссии договорились прервать свои заседания до 21 августа — в ожидании ответа на ключевой вопрос о пропуске войск через польскую территорию. 18 августа г-н Наджияр торопит Париж: если вопрос о пропуске советских войск решен не будет, то «военные переговоры будут прерваны» (Безыменский, указ. соч., стр. 109). Париж торопит французского посла в Варшаве Ноэля и военного атташе в Польше генерала Мюса с получением удовлетворительного ответа от поляков. К вечеру того же дня в Париж приходит послание Ноэля и Мюса: ответ главы польского МИДа Ю. Бека — «нет» (там же).

19 августа Ноэль и Мюс опять проводят в Варшаве интенсивные переговоры с Беком и Стахевичем (начальник главного штаба Войска Польского). Безрезультатно. Мюс, проведший трехчасовые переговоры со Стахевичем, отправил в Париж телеграмму: «В конце концов с согласия Бека была принята формулировка: наша делегация в Москве может маневрировать, как будто полякам не был поставлен этот вопрос» (там же).

Но советскую сторону подобные «маневры» не устраивали. Москва требовала конкретного ответа. 20 августа французский посол в Москве срочно телеграфирует в Париж: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию» (там же). Однако Ноэль сообщает из Варшавы, что Бек не изменил своего решения и что польский министр иностранных дел твердо настаивает, чтобы Польша вообще не упоминалась в конвенции. Ноэль сожалеет, что «позиция Польши не заключать с СССР никаких политических и военных соглашений — это «болезнь» польской политики». Более всего французский посол удручен тем, «что укрепление связей с Францией и Англией, кредиты и прочее не были использованы для того, чтобы получить согласие Польши на сотрудничество с СССР» (там же).

И т. д. и т. п. И так и эдак уговаривали поляков согласиться помочь самим себе — все без толку. И 21 августа состоялось 7-е, последнее, заседание военных миссий. В заявлении от имени советской военной делегации Ворошилов справедливо укажет: «...Советская миссия считает, что СССР, не имеющий общей границы с Германией, может оказать помощь Франции, Англии, Польше и Румынии лишь при условии пропуска его войск через польскую и румынскую территорию, ибо не существует других путей для того, чтобы войти в соприкосновение с войсками агрессора.

Подобно тому как английские и американские войска в прошлой мировой войне не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции, если бы не имели возможности оперировать на территории Франции, так и советские вооруженные силы не могут принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции и Англии, если они не будут пропущены на территорию Польши и Румынии. Это — военная аксиома...

Советская военная миссия не представляет себе, как могли правительства и генеральные штабы Англии и Франции, посылая в СССР свои миссии для переговоров о заключении военной конвенции, не дать точных и положительных указаний по такому элементарному вопросу, как пропуск и действия советских вооруженных сил против войск агрессора на территории Польши и Румынии, с которыми Англия и Франция имеют соответствующие политические и военные отношения.

Если, однако, этот аксиоматический вопрос французы и англичане превращают в большую проблему, требующую длительного изучения, то это значит, что есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному и серьезному сотрудничеству с СССР. Ввиду изложенного, ответственность за затяжку военных переговоров, как и за перерыв этих переговоров, естественно, падает на французскую и английскую стороны» (Безыменский, указ. соч., стр. 105—108). Ни прибавить ни убавить.

Далее в Москву прилетел Риббентроп и был заключен советско-германский договор о ненападении, позволивший СССР не ввязаться в мировую войну уже в 1939-м.

Трудно не согласиться с Ворошиловым, сделавшим 26 августа следующее заявление для печати: «Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий» (Пономарев А. Н. Покорители неба. М.: Воениздат, 1980, стр. 75). Интересно, что накануне, 25 августа, и посол Наджияр в телеграмме в Париж выскажет схожие мысли: «Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии... если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь» (Ржешевский, указ. соч.).

Все говорит о том, что СССР искренне был настроен на заключение англо-франко-советского пакта против гитлеровской агрессии. Германский военный атташе в Москве Эрнст Кестринг впоследствии будет вспоминать, что «не сомневался в серьезности советских усилий заключить пакт с западными державами». А кроме прочего, перескажет и свой разговор с Ворошиловым уже после подписания советско-германского договора о ненападении. Кестринг поинтересовался у советского наркома, как ему было вести переговоры с англичанами и французами. Ворошилов ответил: «Да, это было ужасно. Если бы французы и англичане прислали других партнеров по переговорам, вы бы теперь, наверное, не сидели на их месте!» (Фляйшхауэр, указ. соч., стр. 246).

Даже мелкие детали свидетельствуют о том, что Москва до самого последнего момента надеялась достичь соглашения с Лондоном и Парижем и что только обстоятельства, в т. ч. дефицит времени (необходимо было срочно принимать то или иное решение, направленное на защиту национальной безопасности, ввиду надвигающихся тревожных событий), заставили СССР заключить договор с Германией. К примеру, когда Риббентроп прилетел в Москву, то не оказалось даже нацистких флагов — дипломатам пришлось брать их на «Мосфильме». Тогдашний посол США в СССР Болен вспоминал: «Возникшее замешательство отразилось даже на самой церемонии приема Риббентропа в Москве. У русских не было нацистских флагов. Наконец их достали — флаги с изображением свастики — на студии «Мосфильм», где снимались антифашистские фильмы. Советский оркестр спешно разучил нацистский гимн» (Медведев Рой. Они окружали Сталина. М.: Политиздат, стр. 35).

Что же касается Англии, Франции и главного европейского лузера того времени — Польши, то их двуличные дипломатические маневры, попытки обмануть партнера и выгадать что-либо для себя за счет его интересов, фобии и комплексы в отношении Советской России в самом скором времени вылезли им боком. Поляки и англо-французы перехитрили сами себя, сработала старая русская пословица: не выгадывай — прогадаешь.

Сергей ЛОЗУНЬКО

· Еженедельник 2000
(Добавление)


"Иван Васильевич! У меня такое впечатление, когда вас слушаю, что вы БРЕДИТЕ!" - кф " Иван Васильевич меняет профессию.

-----
Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.