КТО ОПРАВДЫВАЕТ НАЦИЗМ? , ЛИБЕРАЛЬНЫЕ ТРАКТОВКИ ИСТОРИИ......
STiv
Отправлено: 2 июня 2016 — 11:29
генерал-майор
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Тема родилась, на фоне возникшей тенденции не только переписывать историю, но и по сути оправдывать нацизм. На форуме переодически, появляются персонажи, которые делают заявления, что если бы типа, сдались немцам в ВОВ сейчас бы пили баварское и ели немецкие колбаски. Один либерал, свое отношение, к тому периоду выразил емко и кратко: " Фашисты уничтожали врагов, коммунисты людей"........наверно дети, старики, женщины и были главными врагами фашистов? Наверно поэтому, эта либералистическая , пытается выковырять из носа новые "факты", увеличивая кол-во потерь РККа и занижая кол-во погибших мирных жителей......
А теперь немного о том, каких врагов уничтожали фашисты........
Детская фабрика крови
Большинство детей в Краснобережном лагере долго не задерживалось: их кровь нужна была на западе. В крытых брезентовых машинах их отправляли в другие лагеря. Ближайший — Саласпилс. Этот концентрационный лагерь был создан нацистами в 1941 году на территории Латвии. Сюда привозились дети из Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей, захваченные во время карательных операций.
Официальное название — Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания. Здесь находились малолетние узники, которых нацисты использовали в своих медицинских экспериментах. За три года существования Саласпилсского лагеря было выкачано более 3,5 тыс. литров детской крови. Нередко малолетние узники становились «полными донорами». Это означало то, что кровь у них брали до тех пор, пока они не умирали. Трупы уничтожали в печах крематориев или сбрасывали в утилизационные ямы. В одной из них немецкая женщина случайно нашла еле дышащую белорусскую девочку Зину Казакевич: после очередного забора крови она уснула. Её сочли умершей. Проснулась она уже в доме сердобольной немки: фрау проходила мимо утилизационной ямы, заметила шевеление, вытащила девочку и выходила её.
Мацулевич Нина Антоновна вспоминает: «Когда началась война, мне было шесть лет. Мы очень быстро повзрослели. Перед моими глазами — несколько мотоциклов, автоматчики. Стало страшно, и мы сразу забежали к маме в избу. Мы попытались бежать от полицейской облавы, мама спрятала нас в овощную яму. Ночью мы ушли. Долго бродили по пшеничному полю в надежде найти хоть кого-нибудь знакомого. Ведь никто не думал, что война будет такой долгой. А в лесу нас нашли немцы. Они набросились на нас с собаками, толкали автоматами, вывели нас на дорогу и привели на железнодорожную станцию. Жара. Есть хочется. Пить хочется. Все уставшие. К вечеру пришёл состав, и нас всех затолкали в вагон. Никакого туалета. Только в правой стороне вагона была вырезана какая-то маленькая дырка.
Ехали мы бесконечно долго. Так мне казалось. Состав всё время останавливался. Наконец, нам скомандовали выходить. Оказались в лагере города Даугавпилса. Затолкали нас в камеры. Откуда время от времени выхватывали и приводили обратно избитых, израненных, измученных насилием семнадцатилетних девочек. Бросали их на пол и никому не разрешали подходить.
Там у нас умерла младшая сестренка Тоня. Не помню точно, сколько прошло времени — месяц, неделя. Через какое-то время нас опять вывели во двор тюрьмы и затолкали в машины.
Нас привезли в лагерь Саласпилс. Немцы неофициально называли его «фабрикой крови». Официально — воспитательно-трудовой. Так окрестили его немцы в своих документах.
Но о каком воспитании труда у детей можно вести речь, когда там были дети трёхлетнего и даже грудничкового возраста!
На шею нам надели жетоны, с этой минуты мы перестали иметь право называть свои имена. Только номер. Мы недолго пробыли в бараке. Нас построили на площади. По биркам определили и забрали моих двух сестёр, их забрали и увезли. Через какое-то время снова нас построили на площади и по номеркам снова забрали мою маму. Остались мы одни. Когда забирали мою маму, она идти уже не могла. Её вели под руки. А потом взяли за руки и ноги, разболтали и бросили в кузов. Также поступили и с другими.
Выпускали нас на улицу погулять. Конечно, хотелось плакать и кричать. Но нам этого не разрешали делать. Мы ещё держались тем, что знали: за нашими бараками есть бараки, где военнопленные, наши солдаты. Мы тихонечко к ним спинами станем, а они нам тихо говорили: «Ребята, ведь вы советские дети, потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу».
Мы себе записали в сердце, что нам плакать и стонать нельзя.
Сегодня мне одна девочка из саратовской школы №23 подарила мне такое стихотворение:
Глаза девчонки семилетней,
Как два поблекших огонька.
На детском личике заметней
Большая, тяжкая тоска.
Она молчит, о чём её не спросишь,
Пошутишь с ней — молчание в ответ,
Как будто ей не семь, не восемь,
А много, много горьких лет.
Когда я прочла это стихотворение, я полдня плакала, не могла остановиться. Как будто эта современная девочка подсмотрела в щёлочку, каково это было пережить детям оборванным, голодным, без родителей.
А самое страшное было, когда немцы заходили в бараки и раскладывали на столах свои белые инструменты. И каждого из нас клали на стол, мы добровольно протягивали руку. А тех, кто пытался сопротивляться, привязывали. Бесполезно было кричать. Так они брали кровь от детей для немецких солдат. От 500 граммов и больше.
Если ребенок не мог дойти, его несли и забирали всю кровь уже беспощадно и сразу выносили его за дверь. Скорее всего, его бросали в яму или в крематорий. День и ночь шел вонючий, чёрный дым. Так жгли трупы.
После войны были мы там с экскурсиями, до сих пор кажется, что земля стонет.
По утрам заходила надзирательница-латышка, высокая блондинка в пилотке, в длинных сапогах, с плеткой. Она кричала на латышском языке: «Что ты хочешь? Чёрного или белого хлеба?» Если ребенок говорил, что он хочет белого хлеба, его стягивали с нар — надзирательница избивала его этой плёткой до потери сознания.
Потом нас привезли в Юрмалу. Там было немножко легче. Хоть были кровати. Еда была практически такая же. Нас приводили в столовую. Мы стояли по стойке «смирно». Не имели права сесть до тех пор, пока не прочитаем молитву «Отче наш», пока мы не пожелаем здоровья Гитлеру и его быстрой победе. Частенько нам попадало.
У каждого ребенка были язвы, почешешь — кровь идёт. Иногда мальчишкам удавалось добыть соли. Они нам давали её и мы осторожно двумя пальчиками, осторожненько сжимали эти драгоценные белые зёрнышки и этой солью начинали растирать эту болячку. Не пикнешь, не застонешь. Вдруг воспитательница близко. Это же ЧП будет — где взяли соль. Начнётся расследование. Изобьют, убьют.
А в 1944 году нас освободили. 3 июля. Этот день я помню. Нам воспитательница — она была самая хорошая, разговаривала на русском языке — сказала: «Собирайся и бегом к дверям, на цыпочках, чтобы никакого шороха не было». Она увела нас ночью в темноте в бомбоубежище. А когда нас выпустили из бомбоубежища, все кричали «Ура». И мы увидели наших солдат.
Нас начали учить писать букву «а» на газете. А когда закончилась война, нас перевели в другой детский дом. Нам дали огород с грядками. Тут уж мы стали жить по-человечьи.
Нас стали фотографировать, узнавать, где кто родился. А я ничего не помнила. Только название — деревня Королёва.
Однажды мы услышали, что Германия капитулировала.
Нас солдаты поднимали под мышки и бросали вверх, как мячики. Они и мы плакали, этот день нам, очень многим, дал жизнь.
Нам дали бумаги: мы были отнесены к первой категории пострадавших. А в скобочках было указано — «медицинские опыты». Что делали нам немецкие врачи, мы не знаем. Может быть, какие-то лекарства вводили — не знаю. Знаю только то, что я пока живая. Врачи наши удивляются, как я живу при полном отсутствии щитовидной железы. У меня она пропала. Она была как ниточка.
А узнать, где я родилась точно, не могла. Две девочки, которых я знала, забрали из детского дома. Я сидела и плакала. Мать девочек долго смотрела на меня и вспомнила, что она знала мою мать и отца. Она и написала на маленьком клочке мой адрес. Я кулаками ногами стучала в дверь воспитательницы и кричала: «Посмотрите, где я родилась».
А потом меня уговорили успокоиться. Через две недели пришёл ответ — нет никого в живых. Горе и слёзы.
А мама нашлась. Оказывается, её угнали в Германию. Мы стали собираться в кучу.
Мою встречу с мамой помню во всех мелочах.
Как-то выглянула в окошко. Вижу, идёт женщина. Загорелая. Я кричу: «К кому-то мама приехала. Сегодня заберут». Но меня почему-то всю затрясло. Открывается дверь в нашу комнату, заходит сын нашей воспитательницы и говорит: «Нина, иди, там тебе платье шьют».
Я захожу и вижу около стенки, около двери на маленькой табуретке сидит женщина. Я прошла мимо. Иду к воспитательнице, которая стоит посреди комнаты, подошла к ней, прижалась. А она спрашивает: «Ты узнаёшь вот эту женщину?» Я отвечаю: «Нет».
«Ниночка, доченька, я твоя мама», — не вытерпела мама.
А у меня ноги отказали, как ватные стали, деревянные. Они меня не слушают, не могу двинуться. Я к воспитательнице жмусь, жмусь, никак не могу поверить в своё счастье.
«Ниночка, доченька, иди ко мне», — снова зовёт мама.
Тогда воспитательница подвела меня к маме, посадила рядышком. Мама обнимает, целует меня, расспрашивает. Я ей назвала имена братьев и сестёр, соседей, что жили рядом с нами. Так мы окончательно убедились в своём родстве.
Из детского дома мама меня забрала, и мы поехали на свою родину, в Белоруссию. Там творилось страшное. На окраине нашей деревни был ток. Там молотило зерно. Так немцы собрали всех жителей, которые остались и не сбежали как мы. Люди ведь думали, что война продлится недолго и пережили же они финскую и первую мировую, ничего с ними немцы не сделали. Только не знали они, что немцы стали совсем другие. Они всех жителей согнали их в ток, облили бензином. А тех, кто остался в живых из огнемётов сжигали заживо. Некоторых расстреляли на площади, заставив людей загодя выкопать яму. У моего родного дяди погибла так вся его семья: жена и четверо детей были заживо сожжена в его доме.
А мы остались жить. У меня есть внучки. И я хотела бы всем пожелать счастья и здоровья, а ещё — научитесь любить свою Родину. Как следует.
Гитлеровцы сожгли архивы, но до сих пор живы те, кто видел их зверства своими глазами. Ещё одна узница лагеря, Фаина Аугостане, вспоминает: «Кровь начали брать у детей, когда нас всех распределили по баракам. Это было страшно, когда идёшь в тумане и не знаешь, вернёшься ли обратно. Видела девочку, которая лежала на проходе, у неё был вырезан лоскут кожи на ноге. Окровавленная, она стонала». Фаину Аугостоне возмущает официальная позиция сегодняшних латвийских властей, которые утверждают, что здесь был воспитательно-трудовой лагерь. «Это безобразие, — говорит она. — У детей брали кровь, дети помирали и их укладывали штабелями. У меня пропал младший брат. Я видела, то он ещё ползал, а потом на втором этаже его привязали к столику. Головка у него висела набок. Я позвала его: «Гена, Гена». А потом он исчез с этого места. Его бросили как полено в могилу, которая была доверху набита мёртвыми детьми».
Трудовой лагерь — это было официальное обозначение в нацистских бумагах этого страшного места. И те, кто сегодня повторяет это, повторяют нацистско-гитлеровскую фразеологию.
Сразу после освобождения Латвии в 1944 году была создана на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В мае 1945 года, осмотрев только пятую часть территории лагеря смерти (54 могилы), комиссия нашла 632 трупа ребёнка в возрасте предположительно от пяти до десяти лет. Трупы располагались слоями. Причём у всех без исключения в желудочках советские медики нашли еловые шишки и кору, были видны следы страшного голодания. У некоторых детей обнаружили инъекции мышьяка.
Кадры кинохроники тех лет беспристрастно показывают штабеля маленьких трупов под снегом. Закопанные заживо взрослые люди стояли в своей могиле.
В ходе раскопок нашли страшную картину, фотография которой потом потрясла не одно поколение и была названа «Саласпилсская мадонна» — заживо погребённая мать, прижимающая к груди ребёнка.
В лагере было 30 бараков, а самый большой — детский.
Чрезвычайная комиссия установила, что здесь было замучено около 7 000 детей, а всего погибло около 100 000 человек, больше, чем в Бухенвальде.
С начала 1943 года прошло несколько карательных операций, после которых лагерь и наполнился узниками. Латышские карательные полицейские батальоны служили в немецком лагере.
Вместо того, чтобы признать чёрную страницу истории, Латвия начала свою председательство в Евросоюзе с того, что запретила в 2015 году проведение выставки, посвящённой памяти жертв Саласпилса. Свои действия официальные латвийские власти объяснили довольно странно: якобы выставка вредит имиджу страны.
Цель предельно ясна: во-первых, латышские националисты пытаются обелить себя потому, что их роль в геноциде людей очень велика. «Население, взятое в плен во время нашествия на партизанский край, частично угоняется в Германию, а оставшиеся продаются в Латвии по две марки землевладельцам», — сообщалось в Главное разведывательное управление Красной армии.
Во-вторых, западным странам сейчас хочется Россию из страны-победительницы и освободительницы мира от нацизма превратить в союзника нацизма. Несмотря ни на что, выставка «Угнанное детство» открылась в российском культурном центре в Париже.
Однако официальные представители Латвии по-прежнему утверждают, что нельзя сравнивать этот лагерь с Бухенвальдом.
Живой очевидец трагедии Анна Павлова, узнав об этом, говорит: «Не дай Бог испытать этим чиновникам, что утверждают обратное. Не дай Бой испытать то, что перенесли дети и девушки, для которых немцы специально выделили отдельный барак и запускали туда солдат для утех. Крик там стоял страшный». Не дай Бог!
Автор Полина Ефимова Прикреплено изображение (Нажмите для увеличения)
----- Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.
Похожие темы: КТО ОПРАВДЫВАЕТ НАЦИЗМ?
Что, Где, Когда Используя принципы легендарной игры изложить мало известные, но занимательные факты из военной истории, истории наград, воинских званий и т.п.
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Дети. «Гордитесь, ваша кровь будет отдана немецким солдатам».
В январе 1943 года отдельные подразделения Красной Армии вошли в город. Дважды я наблюдал, как красноармейцы вели по улице одного-двух немецких пленных. Каждый раз мама или сестра звали меня из дома посмотреть на них. Вид у них был ужасный. Без зимней одежды, обмороженные, почерневшие, обветренные, они дрожали от холода.
Зимой, после освобождения родного Морозовска, мы с двоюродной сестрой-одногодкой пошли вновь в первый класс. В школе, находившейся рядом с нашим домом, формировался госпиталь, теперь уже для раненых Красной Армии. А в школе №2 имени Ворошилова, где нам предстояло учиться, не осталось ни парт, ни столов, ни стульев — ничего. Там немцы держали лошадей. То, на чём нам нужно было сидеть и писать, учителя велели принести родителям. Папа сестры сделал из ящиков от снарядов или бомб стол и скамейку, и мы начали учиться.
Буквари были у каждого третьего или четвертого. Писали на газетах, на книгах, в общем, на любой бумаге. К тому же топлива оккупанты здесь не оставили. Поэтому ученики добывали его самостоятельно и приносили каждый раз с собой. Щепки, дощечки, ветки, тряпки разжигали, а потом начинали урок.
Наша первая учительница Полина Никитична Муравьёва, заканчивая уроки, всегда напоминала нам, чтобы по дороге в школу мы не забывали собирать всё, что можно сжечь в печке и согреть класс. Мы с сестрой ходили в школу через полуразрушенный военный городок. Однажды по пути я увидел торчавший из-под снега кусок плотной ткани. Подумал, сгодится для растопки печи. С большим усердием потянул. Оказалось, это был труп немецкого солдата.
Но Володе Наумову повезло остаться около матери, около родного очага. Многие дети попадали в специальные концентрационные лагеря для детей. Одних из них был расположен на территории Латвии и назывался Саласпилсом — потому, что находился недалеко от одноимённого посёлка, а ныне города Саласпилса.
Чуть ли не каждый день к колючей проволоке приходили женщины и рыдали, а дети плакали и рыдали по другую сторону. Но приближаться близко к ограждениям запрещалось. В случае неповиновения охрана сначала стреляла под ноги, а потом — на поражение.
Политика немецкой Германии в отношении захваченной советской территории была однозначной: землю разделить и раздать немецким гражданам, а людей превратить в рабов. Рейсфюрер СС Гиммлер говорил: «Этим людям не надо давать культуры. В школах, во-первых, достаточно, чтобы дети запомнили дорожные знаки и не бросались под машины. Во-вторых, чтобы они выучили таблицу умножения, но только до 25. В-третьих, чтобы они научились подписывать свою фамилию». Славянский ребёнок считался недочеловеком. После победы Германии в великой войне по генеральному плану «Ост» недочеловекам отводилась весьма скромная роль рабов немецких колонистов: предусматривалось массовое уничтожение и переселение около 75 процентов славян — белорусов, поляков, украинцев и русских. (Документ «Ост» долгое время считался утраченным. Он был найден только в 80-е годы XX века, полностью опубликован в 2009 году.) Оставшиеся 25 процентов должны были обслуживать германскую расу.
Деревню Красный Берег немцы захватили 6 июля 1941 года. Тут находился важный стратегический объект — железнодорожная стация Бобруйск-Гомель. Здесь стояло прекрасное сооружение XIX века — старинная усадьба, принадлежавшая местным магнатам, сочетавшая в себе черты неоренессанса и готики. Нацисты устроили в нём свой военный госпиталь.
Из воспоминаний Ларисы Толкачёвой, узницы Краснобережского детского донорско-пересыльного лагеря: «Засучив рукава, немецкие солдаты летали как зловещие коршуны по дворам, хватали кур с хохотом и гвалтом, набирали их, сколько мог кто нацапать. Другие рыскали по домам, требуя яйца, сало и молоко, если у кого они были».
Зверства начались в 1943 году после поражения гитлеровских войск под Сталинградом и в Орловско-Курской битве. В это же время усилилась партизанская борьба, фашисты несли огромные людские потери. Для спасения тысяч своих раненых им нужна была человеческая кровь. И нацистские медики нашли решение: свою кровь им должны дать люди низшей расы, недочеловеки, славяне, вернее их дети.
Детский донорско-пересыльный лагерь нацисты организовали и в деревне Красный берег на территории старинной усадьбы, но в не роскошном здании, а в бараках и сараях его окружавших. Сюда свозили детей со всех окрестных деревень. На детей устраивали облавы.
Местному бургомистру Виктору Васильчику иногда удавалось узнать, когда планировалась очередная охота на детей, и тогда он шёл по домам и предупреждал родителей. Анатолий Хлопков, местный краевед рассказывал об этом так: «Виктор приходил и говорил: «Женщины, не оставляйте на завтра детей, отправляйте их куда угодно, в лес, к родственникам, прячьте дома, только чтоб не было их».
Васильчик Виктор Михайлович родился в 1895 году в городе Островце Гродненской области, был участником Первой мировой войны и Великой Октябрьской социалистической революции, участвовал в свержении Временного правительства, офицер Красной Армии. В 1932 году был уволен из её рядов. Причина — наличие родственников в Польше. Во время Великой Отечественной войны по заданию Жлобинского подпольного обкома партии вошёл в доверие к немцам и с февраля 1942 года занял пост бургомистра Краснобережской волости. Виктор Васильчик был партизанским связным: он снабжал партизан не только ценной информацией, но и продовольствием, медикаментами, боеприпасами, оформлял необходимые справки и пропуска, устанавливал магнитные мины. О том, кто он был на самом деле, знали единицы. Для большинства односельчан он был немецким прихвостнем. В своих воспоминаниях Виктор писал: «Легче было принять смерть, чем дать согласие на работу бургомистром».
Облава на детей обычно начиналась под утро. Фашисты окружали деревню плотным кольцом, выгоняли из домов всех жителей, вырывали из рук малышей, бросали их как мешки в крытые брезентом машины и увозили.
Александр Герт, бывший узник Краснобережного детского донорско-пересыльного лагеря, вспоминает: «В облавах были украинские и прибалтийские наёмники-полицаи». Девятилетний Саша Герт прятался в сарае, ему показалось, что опасность миновала, он вылез из-под поленницы, вышел во двор и тут же почувствовал, как чьи-то руки схватили его. Мать с криком бросилась на полицая, но он пнул её, и потащил ребёнка к машине.
— Мамы иногда бросались к фашистам, вырывали детей и тут же получали пулю на глазах детей, — рассказала научный сотрудник мемориального комплекса «Красный берег» Людмила Мелащенко.
Саше Герту запомнилось, что некоторые немцы, участвующие в облаве и стоящие в строю, утирали слёзы.
В апреле 1944 года в деревне Святое Жлобинского района Гомельской области начиналась облава. Ночью в окно семьи Луценко постучали и приказали бегом бежать к зданию администрации, где их ждала крытая машина. Всё произошло так быстро, что восьмилетняя Катя не успела испугаться. Отчаяние и паника уже появились по дороге в лагерь, где девочка провела 52 самых ужасных дня в своей жизни.
Немцы охотились не на всех детей: роль доноров отводилась только восьми- или четырнадцатилетним детям. Этот выбор не был случайным: он основывался на строгих научных данных. В это время идёт бурное гормональное развитие, очень целебная кровь, быстрее идёт выздоровление.
Собрав детей с окрестных деревень, немцы отправляли их в Красный берег.
«Над самой речкой стоял коровник, — рассказала бывшая узница детского лагеря Екатерина Клачкова. — Нас в этот коровник и привели, настелили соломы.
Не сумев уберечь детей, матери пытались хоть как-то помочь им: забрасывали в грузовики узелки с тёплыми вещами или продуктами.
«Когда нас бросили в машину, — рассказывает Александр Герт, — к нам подбежала незнакомая женщина и передала узелок с чесноком. Она кричала: «Передайте Маше Шестаковой. Но мы девочку не нашли и намазались чесноком под мышками, появились большие водянки, которые увеличились после того, как мы сходили в баню». Вернее, это была не баня. Их раздели и заставили мыться в холодной речной воде. Затем под конвоем повели на осмотр. В одной из комнат стояли тазы с внутренними человеческими органами. Это привело детей в ужас, они дрожали.
На осмотре немецкие врачи тщательно проверяли, здоров ли ребёнок: солдаты вермахта должны были получать только качественную кровь.
Когда они увидели под мышками у Саши Герта кровь, сказали: «Weg!», то есть вон. Но мальчик не понял, что это жёсткое слово означало спасение. Немецкие санитары выбросили его вместе с другими детьми, у которых обнаружили волдыри, за ворота лагеря.
Детей, которых нацистские врачи сочли здоровыми, в лагере ждала другая участь. После медосмотра их отправляли в лабораторию, брали кровь из вены, определяли её группу. Их сажали на специальный стул, обтянутый каким-то материалом, дети просовывали ручку в отверстие. По результатам анализов ребёнку вешалась определённая табличка на грудь, снимать которую было нельзя: если ребёнок пытался сорвать её, тут же получал увесистый подзатыльник. Он становился донором. На бирке указывались фамилия, возраст ребёнка, группа крови и резус-фактор.
— Фашисты смеялись нам в лицо и кричали: «Радуйтесь и гордитесь, ваша кровь будет отдана немецким солдатам».
Об этом рассказал ещё один узник лагеря, Андрей Сазончик.
Детей-доноров разбивали на группы и уводили в бараки, ограждённые несколькими рядами колючей проволоки.
Ежедневно немцы забирали несколько ребят и уводили в усадьбу-госпиталь, заполненную ранеными немецкими солдатами. Они поднимались на третий этаж, там у них брали кровь, сколько им хотелось. Там были кушетки, специальные столы с необходимым инструментом. Детей обычно на носилках уносили с этого этажа. Каждое утро, открывая глаза, маленькие узники думали, что этот день может стать для них последним.
Некоторых маленьких узников всё же удалось спасти с помощью бургомистра Виктора Васильчика. Благодаря ему домой вернулись две девочки — Катя Луценко и Мария Мигаль. Он подсказал матерям отнести нужным немцам яйца и самогону. Подкуп удался — девочек отпустили.
Матери отдавали немецким охранникам всё, что у них было, а те позволяли пролезть детям ночью под колючей проволокой.
Несколько ребят Виктор Васильчик спас с помощью поддельных справок о том, что у этих детей отцы-инвалиды и нуждаются в уходе.
Но после очередного взрыва на железной дороге немцы стали подозревать бургомистра
Васильчика: очень уж много составов, следующих на фронт, взрывались в районе станции Красный берег. Виктора схватили, пытали, заставляли рыть себе могилу на местном кладбище, но ему удалось сбежать. Он ушёл к партизанам.
Линия фронта неумолимо приближалась к Красному берегу, и немцы стали спешно вывозить детей на запад. Архив концлагеря они уничтожили. Для этого была создана специальная бригада, которая уничтожала все документы. Немцы понимали, что документальные свидетельства о таких кощунствах не попадали в руки советских солдат. Это вопиющий случай. Впервые за все прошедшие войны — малые и большие — никто из врагов не применял детскую кровь. Именно фашисты сделали детей славянской национальности донорами.
В конце июня 1944 года немцы, чтобы окончательно скрыть следы своего преступления, посадили оставшихся маленьких узников в вагоны и пустили состав под откос. Детей спасли советские танкисты. Они выскочили на железнодорожное полотно на танках Т-34 и увидели, что движется состав и из окошек вагонов кричат дети.
Командир танкистов приказал поставить танк под состав. «Танк пополз по рельсам. С треском лопались выворачиваемые гусеницей шпалы. Движение вагонов и танков замедлилось, и всё стихло. Ротный подскочил к первому вагону, сбил ломом засов, открыл створы и тут же ему на руки прыгнул босой, в лохмотьях, исхудалый мальчишка и обнял за шею. Из открытой двери выскакивали такие же бледные, с запавшими, полными ужаса глазёнками дети».
Это цитата из свидетельских документов тех событий. Читая это, я, женщина, с трудом сдерживаю слёзы. Я понимаю, за что мстили и погибали наши советские воины. Надо помнить об этом и передавать другому поколению. Ведь немцы уничтожили все документальные свидетельства, и сегодня доподлинно неизвестно, сколько детей прошло через этот лагерь.
Окончание следует…
Автор Полина Ефимоваhttp://topwar.ru/95979-deti-gordites-vasha-krov-budet-otdana-nemeckim-soldatam-chast-2.html Прикреплено изображение (Нажмите для увеличения)
----- Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.
STiv
Отправлено: 6 июня 2016 — 14:21
генерал-майор
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Что должно было быть в СССР по планам Третьего Рейха
Ещё до начала Великой Отечественной войны руководство Третьего Рейха задумалось над тем, что нужно в первую очередь сделать на захваченных территориях. Был у немцев и план освоения Советского Союза.
Споры на тему
Среди историков до сих пор нет (и не может быть) единого мнения по поводу того, что бы было с Советским Союзом, если бы Германия победила во Второй мировой войне. Эта тема по определению спекулятивна. Однако задокументированные планы нацистов по освоению завоеванных территорий действительно существуют, и их изучение продолжается, открывая все новые подробности. Планы Третьего Рейха относительно освоения завоеванных территорий СССР принято связывать с "Генеральным планом Ост". Нужно понимать, что это не один документ, а скорее проект, потому что полного официально утвержденного Гитлером текста документа у историков на руках нет.
Зато есть шесть документов (см. таблицу).
Сама концепция Плана Ост разрабатывалась на основе нацистской расовой доктрины под патронажем Рейхскомиссариата по укреплению германской государственности (RKF), возглавляемого рейхсфюрером СС Гиммлером. Концепция Генерального плана Ост должна была после победы над СССР служить теоретическим фундаментом колонизации и германизации оккупированных территорий.
Кипит работа...
Думать над тем, как "обустроить жизнь" на завоеванных территориях нацисты начали ещё в 1940 году. В феврале этого года профессор Конрад Майер и возглавляемый им отдел планирования RKF представил первый план, касавшийся заселения присоединенных к рейху западных областей Польши. Сам Рейхскомиссариат по укреплению германской государственности был создан менее чем за полгода до этого - в октябре 1939 года. Майер руководил созданием пяти из шести вышеперечисленных документов. Исполнение "Генерального плана Ост" было разбито на две части: ближний план - для уже оккупированных территорий, и дальний - для восточных территорий СССР, которые ещё предстояло захватить. "Ближний план" немцы начали исполнять уже в начале войны, в 1941 году.
Остланд и Рейхскомиссариат Украина
Уже 17 июля 1941 года на основе распоряжения Адольфа Гитлера "О гражданском управлении в оккупированных восточных областях" под руководством Альфреда Розенберга было создано "Имперское министерство по делам оккупированных восточных территорий", подчинившее себе две административные единицы: рейхскомиссариат Остланд с центром в Риге и рейхскомиссариат Украина с центром в Ровно. В планах нацистов также было создание рейхскомиссариата Московия, в который бы вошла вся европейская часть России. Также планировалось создание Рейскомиссариата Дон-Волга, Кавказ и Туркестан.
"Онемечивание"
Одним из главных пунктов плана Ост было так называемое онемечивание населения оккупированных территорий. Расистская концепция Третьего Рейха считала русских и славян за унтерменшей, то есть "недолюдей". Русские признавались самым негерманизированным народом, к тому же они были "отравлены ядом иудобольшевизма". Поэтому они либо должны были подвергаться уничтожению, либо выселяться. В Западную Сибирь. Европейская же часть СССР должна была по плану Ост полностью германизирована. Гиммлер не раз говорил, что целью плана "Барбаросса" является уничтожение славянского населения на 30 милллионов, Ветцель писал в своих мемуарах о необходимости принятия мер по ограничению рождаемости (агитация абортов, популяризация контрацепции, отказ от борьбы с детской смертностью). Откровенно писал о программе уничтожения местного населения СССР сам Гитлер: "Местные жители? Нам придется заняться их фильтровкой. Деструктивных евреев мы уберем вообще. Впечатление о белорусской территории у меня пока лучше, чем об украинской. В русские города мы не пойдем, они должны полностью вымереть. <...> Есть только одна задача: проведение онемечивания посредством завоза немцев, а прежних жителей надо рассматривать как индейцев.»
Планы
Оккупированные территории СССР в первую очередь должны были служить сырьевой и продовольственной базой Третьего Рейха, а их население – дешевой рабочей силой. Поэтому Гитлер по возможности требовал сохранить здесь сельское хозяйство и промышленность, которые представляли большой интерес для германской военной экономики. На реализацию плана Ост Майер выделял 25 лет. За это время большая часть населения оккупированных территорий должны были быть "онемечены" в соответствии с квотами на национальность. Коренное население лишалось права частной собственности в городах с целью вытеснения его "на землю". По плану Ост для контроля за теми территориями, где изначально процент немецкого населения низкий, вводились маркграфства. Как, например, Ингерманландия (Ленинградская область), Готенгау (Крым, Херсон), и Мемель-Нарев (Литва — Белосток). В Ингерманландии предполагалось снизить городское население с 3 миллионов до 200 тысяч. Майер планировал создание в Польше, Белоруссии, Прибалтике и Украине 36 опорных пунктов, которые бы обеспечивали эффективную связь маркграфств друг с другом и с метрополией. Через 25–30 лет маркграфства должны были быть германизированы на 50%, опорные пункты на 25-30%. Гиммлер на эти задачи выделял только 20 лет и предлагал обдумать полное онемечивание Латвии и Эстонии, а также более активное онемечивание Польши
. Все эти планы, над составлением которых работали ученые и управленцы, экономисты и хозяйственники, на разработку которых было потрачено 510 тысяч рейхсмарок - все они были отложены. Третьему Рейху стало не до фантазий.
Валентин пишет: а мне вот нравится добросердечие админов - с других форумов давно бы выперли. Так что админам присуждаю медаль.Зарегистрироваться!
Rambo
Отправлено: 7 июня 2016 — 08:43
майор
Сообщений всего: 1036
Дата рег-ции: 21.08.2015 Откуда: Новосибирск
Репутация: 19
STiv пишет:
Выпускали нас на улицу погулять. Конечно, хотелось плакать и кричать. Но нам этого не разрешали делать. Мы ещё держались тем, что знали: за нашими бараками есть бараки, где военнопленные, наши солдаты. Мы тихонечко к ним спинами станем, а они нам тихо говорили: «Ребята, ведь вы советские дети, потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу».
У меня дедушка и бабушка по отцу были в этих самых бараках. Там был филиал ада на Земле...
А теперь разные недoнocки пытаются рассказывать, что Саласпилс был чуть ли не базой отдыха! ----- Лучше девушка в ватнике, чем бородатый мужик в платье.
За этот пост сказали спасибо: STiv
Alexis
Отправлено: 7 июня 2016 — 23:25
генерал-полковник
Сообщений всего: 65928
Дата рег-ции: 27.01.2012
Репутация: 118
Rambo пишет:
У меня дедушка и бабушка по отцу были в этих самых бараках. Там был филиал ада на Земле...
Четыре года назад я на форуме описывал материалы из статьи, которую читал в областной газете ещё в 70-х годах. Статья под заголовком "Его звали Колька" мне часто вспоминается, хотя уже прошло очень много лет, с того момента, как я увидел её в газете. Не буду много писать, а просто повторю то, что писал 4 года назад. Благо поисковик форума помог оперативно найти материал.
Вспомнил одну статью, которую читал в газете где то на рубеже 70-х и 80-х годов.
Статья называлась : "Его звали Колька".
Прошло уже очень много времени - название статьи прочно врезалось в память, а вот текст уже сильно подзабылся. Попробую восстановить хотя бы в общих чертах.
Статья про крымского мальчика Кольку словами очевидца всех тех событий.
В начале описывалось про его семью и как он попал в концлагерь. Этого я уже не помню. В лагере, насмотревшись всякого ужаса и натерпевшись, Колька решил бежать. У него это получилось. Правда убежал он не очень далеко, т.к. был очень слаб и силы оставили его. Присев передохнуть, он уснул. Там его и поймали. Отправили в лагерь, сильно избили. Надеялись, что отбили всякое желание у этого пацанёнка. Возраст не помню, но кажется ему тогда было лет 7 - 9. Самая большая мечта у него была - покататься на велосипеде. Он всю жизнь про это мечтал. Перед войной у них во дворе появился велосипед у одного мальчика, но тот был жлоб. Хвастался, но никому кататься не давал.
Придя в себя, Колька понял, что совершил ошибку, из-за которой и был пойман. Он начал готовиться к новому побегу и даже умудрился собрать какой то мизерный запас продуктов. Он каждый день мечтал о велосипеде и думал о побеге - это придавало ему силы. И побег удался. Искали его дольше и избили до полусмерти. Бросили в барак умирать. Но он выжил. Пришёл в себя и снова мечтал о велосипеде и думал о побеге. Все удивлялись его настойчивости. Затем ещё несколько побегов и его снова ловили и избивали до полусмерти.
Пришло время освобождения из лагеря. Наши войска спасли их и Кольку в том числе, который снова готовился к очередному побегу. Их вывезли в какой то город. На улице Колька увидел велосипед - мечту всей его жизни. Подошел к нему, сел, кое как проехался. Затем поставил на место. Сел у стены и... умер.
Вот такая история из жизни маленького узника концлагеря.
Вот это правда жизни. И никому никогда не удастся обелить зверства фашистов!!! ----- Все люди разные.
Поступай с людьми так, как хотел бы что бы они поступали с тобой.
За этот пост сказали спасибо: Rambo, Алексей Ерёмин
STiv
Отправлено: 10 августа 2016 — 10:00
генерал-майор
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Вторая правда концлагеря Сандармох: как финны замучили тысячи наших солдат
До недавнего времени считалось, что лесной массив Сандармох неподалеку от Медвежьегорска в Карелии является местом тайных захоронений жертв массовых политических репрессий 1937-38 годов. Впервые это тайное кладбище, с площадью в 10 гектаров и 236 расстрельными ямами, было обнаружено в 1997 году. Чуть позже, по инициативе Международного и Петербургского отделения «Мемориал» здесь было открыто мемориальное кладбище «Сандармох», установлен памятник с надписью «Люди, не убивайте друг друга». Ежегодно, в дату начала «Большого террора» 5-7 августа, здесь поминают погибших. Но – не всех.
Согласно предоставленным телеканалу «Звезда» ФСБ России архивным материалам, в могилах Сандармоха находят и массовые захоронения советских военнопленных, находившихся в финских концлагерях в годы Великой Отечественной войны. Они содержались в тех же бараках, что и политические заключенные и были убиты или замучены в огромных количествах (по разным данным здесь погибло от 19 до 22 тысяч военнопленных). Так что неизвестно, чьих костей здесь больше. Вероятно, что теперь, после обнародованных результатов исследований, свидетельствующих о том, что тысячи останков принадлежат военнопленным, замученным финскими оккупантами, историческая справедливость восторжествует.
Еще до рассекречивания архивов по Сандармоху, данные сенсационных исследований, не вписывающихся в «исторические исследования» «Мемориала», раскрыл директор института Североевропейских исследований Петрозаводского госуниверситета Юрий Килин. Его статья была опубликована в газете «Калева» – одном из самых популярных изданий Финляндии. Заметим, именно в финском издании, которое дало российскому профессору возможность рассказать о чудовищных деяниях своих соотечественников в годы войны. Так что «рука госбезопасности» здесь ни при чем!
Еще осенью 1941 года под натиском превосходящих финских войск части Красной армии оставили вначале столицу Карелии Петрозаводск, а в декабре и Медвежьегорск – финны вышли на линию Беломорканала. Рачительные финские парни не стали тратиться на строительство концентрационных лагерей для советских военнопленных (их общая численность составила около 64 тысяч человек), а использовали советские пенитенциарные объекты, входившие в систему ГУЛАГа. Здесь были расстреляны, замучены голодом, холодом и непосильным трудом около 20 тысяч человек – самый высокий процент смертности среди концлагерей для военнопленных Второй мировой войны. Таких «показателей» не добивались даже немцы и японцы.
Читаешь свидетельские показания бывших советских военнопленных из Сандармоха, которым удалось сбежать из плена или освобожденных РККА в 1944 году, и волосы на голове шевелятся! «Много, очень много советских людей умирало от голода, а тех, кто пы¬тался есть дохлых собак, кошек и павших лошадей, финские фашисты расстреливали. Я своими глазами видел сотни истощенных советских военнопленных, которые падали на ходу. Тех, кто лежал и не мог подняться, финские фашисты убивали» – свидетельствовал Яков Крылов.
Убить могли даже не за провинность, а по прихоти надзирателей, ради развлечения. Военнопленных запрягали в сани и возили на них воду или бревна, подстегивая железными прутьями, порой до смерти. За попытку побега расстреливали весь барак. Но самыми страшными, по информации исследователей, были лагеря, в которых занимались лесозаготовками. Там смертность достигала 100 процентов.
Официальный рацион русского военнопленного составлял здесь 170-240 граммов хлеба, 2 литра жидкой баланды (разведенной в воде ржаной муки), 10 -15 граммов сахара, 30 граммов мяса или рыбы, литр кипятка в день. Но на практике нормы никогда не исполнялись. Продуктовый набор отбирался охраной и военнопленные порой сутками не получали вообще никакой пищи.
«На высокую смертность влияли вражда и ненависть к русским, дефицит продовольствия и проблемы с психическим здоровьем охранников концлагерей, – считает профессор Юрий Килин. – Две последние причины могут быть эвфемизмом для ненависти к русским».
Кстати, и сами финны отмечают, что в качестве охранников в концлагерях служили порой психически нездоровые люди, те, кого в боевые порядки не допускали. Нервы у таких «шизиков» были ни к черту, а потому они нередко расстреливали военнопленных без видимых причин. В свидетельских показаниях есть такой факт, когда начальник лагеря убил пленного только за то, что он… задержался в туалете.
В деревне Пяжиева Сельга, которая был освобождена в 1944 году, находился лагерь советских военнопленных. В одном из бараков было обнаружено письмо адресованное бойцам Красной Армии. Вот его текст: «Здравствуйте, дорогие товарищи. Пишут вам стра¬дальцы Пяжиевой Сельги. Вот уже третий год, как вокруг нас враги. Хотелось бы кровью описать все, что пришлось нам пережить. Снова проходят перед нами ужасные сцены расстрелов и избиений. Все это было здесь в лагере.
Для человека, испытавшего муки плена в проклятой Суоми, не страшен ад со всеми его мучениями. Финны ставили людей на горячую плиту, равняли строй обес¬силенных людей при помощи очереди из автомата. Рана на руке или на ноге считается у нас величайшим счастьем, она дает иногда избавление от непо¬сильной работы, за которую, кроме избиения, ничего не получишь. Но беда, если болезнь внутренняя. Таких больных за руки и за ноги вытаскивали из барака на мороз и ударами гнали в лес. Были случаи, когда несчастные больше не вставали с земли. Приходится кончать письмо, чтобы не вызвать подозрений у финнов. Товарищи, милые, дорогие, выручайте немногих, оставшихся в живых. Мы не можем бежать из плена. Все попытки бегства, которые были до сих пор, кончились расстрелом. А с тех пор, как фронт двинулся, мы сидим безвыходно за прово¬локой, под усиленной охраной. Надеемся на вас и ждем вас, дорогие товарищи!».
Да, среди военнопленных были и предатели. В документах рассказывается о целой системе вербовки финнами красноармейцев для диверсионной работы в советском тылу. Многие соглашались за усиленное питание и три сигареты в день. Их имена сразу стали известны органам военной контрразведки «СМЕРШ». Но основная масса военнопленных осталась верна присяге и воинскому долгу. Вот их-то в первую очередь финны уничтожали. А тела закапывали в тех же местах, где находились захоронения политзаключенных. И достаточно странно, что «Мемориал» разделил найденные в Сандармохе останки на «своих и чужих», оставив кости военнопленных недостойными внимания.
«Раскрытые сейчас документы ФСБ по Сандармаху позволят восстановить не только историческую справедливость, но и установить имена многих погибших наших солдат и офицеров в финском плену, – считает бывший начальник Управления Министерства обороны Российской Федерации по увековечению памяти погибших при защите Отечества Александр Кирилин. – Я уверен, что такая работа непременно начнется в ближайшее время. Военнопленных на Родине никто не лишал воинских званий и наград и те, кто не запятнал свою честь предательством, бесспорно достойны вечной памяти. Ведь речь идет не о каком-то тайном захоронении за границей – братские могилы находятся у нас, в Карелии, и значит, к ним есть доступ. У Минобороны есть богатый опыт медико-криминалистической идентификации, как например, у 124-й Центральной лаборатории в Ростове-на-Дону. И конечно, памятник погибшим военнопленным должен там появиться».
Виктор Сокирко
Фото: ptzgovorit.ru, monuments.karelia.ru, karta.psmb.ru, mustoi.ru
http://tvzvezda.ru/news/qhistory/content/201608040821-ge82.htm?utm_source=smi2 ----- Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.
За этот пост сказали спасибо: Григорий Не я, Алексей Ерёмин
Григорий Не я
Отправлено: 10 августа 2016 — 11:08
Генерал - полковник
Сообщений всего: 56434
Дата рег-ции: 24.01.2014
Репутация: 131
[+]
STiv пишет:
Вторая правда концлагеря Сандармох: как финны замучили тысячи наших солдат
Ну что вы,STiv! Финны замечательно относились к русским. Как родные братья.
STiv
Отправлено: 19 августа 2016 — 09:42
генерал-майор
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Железное сердце вермахта
В Озаричском лагере смерти фашисты 9 дней методично убивали «бесполезных людей» – стариков, женщин и детей
Весной 1944 года командование вермахта создало на территории Белоруссии три концентрационных лагеря. Один из них находился на болоте у посёлка Дерть, второй – в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи, третий – у деревни Подосинник в болоте. Комплекс из концлагерей получил название Озаричский лагерь смерти. Немецкие военные не любят вспоминать об этом эпизоде войны, который нанёс несмываемое тёмное пятно на вермахт, офицеры которого всегда любили подчёркивать, что они не такие, как эсэсовцы. Корреспондент «Совершенно секретно» встретился с двумя узниками этих концлагерей, и они рассказали, как сумели выжить в лагере смерти несмотря ни на что.
Концентрационный лагерь «Озаричи» существовал совсем недолго – всего каких-то 9 дней. К 10 марта 1944 года фашисты обнесли болото в Полесском районе Белоруссии колючей проволокой в три слоя по периметру, установили по углам вышки с пулемётами и заминировали территорию вокруг него. А потом собрали в окрестных деревнях и согнали в импровизированный концлагерь свыше 53 тысяч стариков, женщин и детей – они не могли рыть для отступающей немецкой армии окопы и поэтому были бесполезны. Каждому солдату, охранявшему «Озаричи», была выдана памятка с такой инструкцией: «У тебя нет нервов, сердца, жалости. Ты сделан из немецкого железа. У тебя нет нервов и сердца. На войне они не нужны. Уничтожь жалость и сострадание. Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай!».
19 марта 1944 года наступающая Советская армия освободила 34 тысячи выживших в нечеловеческих условиях. Более 15 тысяч человек погибли.
«Всех, кто не мог идти, расстреливали на месте»
Валентину Ивановну Демидову, носившую в те годы фамилию Карпенко, схватили и отправили в «Озаричи» вместе с матерью и сестрой.
«Сперва нас погрузили в тесные теплушки, где было абсолютно нечем дышать, люди падали в обморок от духоты, – рассказывает корреспонденту «Совершенно секретно» Валентина Демидова. – Нас даже в туалет не выпускали, а потом высадили на какой-то станции, выстроили в колонну и погнали вперёд. По пути погибла моя любимая младшая сестрёнка Анютка. Она не могла идти дальше, потому что споткнулась и подвернула ногу. Расплакалась, присела на землю и сказала, что хочет отдохнуть. И тогда один из охранников её застрелил. Просто подошёл и выстрелил в неё в упор, с абсолютно равнодушным лицом. Бедная Анютка даже испугаться не успела, как умерла. И точно такая же участь постигла всех, кто не мог больше идти. Их расстреливали на месте, без церемоний. За нашей колонной трупы лежали, как хлебные крошки в сказке, нас можно было по ним найти и спасти. Но, конечно же, никто не стал этого делать. Некому было».
В «Озаричи» Валя Карпенко с мамой попали в самый первый день существования концентрационного лагеря, 10 марта 1944 года. По странной иронии судьбы, это произошло в день рождения маленькой Вали – ей исполнилось 11 лет. «Не дай бог никому такие подарки на день рождения получать, да ещё и в таком юном возрасте. «Озаричи» оказались хуже, чем может присниться в самом страшном сне».
Сегодня, когда дети и внуки расспрашивают Валентину Ивановну, что ей пережить было тяжелее всего, она не знает, что ответить. Не может выбрать, потому что ужасным оказалось буквально всё. Первое, что вспоминается, – это постоянное, мучительное чувство голода. Узников практически не кормили, даже ежедневной миски с типовой лагерной баландой им не давали. Поэтому уже через несколько дней в «Озаричах» люди начали терять рассудок от нестерпимого голода.
«Помню, как однажды к ограде лагеря подъехал грузовик. Он был нагружен булками хлеба, испечённого пополам с отрубями. Не знаю, с чего фашисты вдруг так расщедрились и решили нас накормить, но такое было. Они остановились у ограды, внутрь не заехали, и стали кидать булки внутрь, за колючую проволоку. Тут же сбежалась огромная толпа. Люди буквально готовы были убить друг друга, чтобы заполучить целую булку или хотя бы маленький кусочек от неё. Дрались, лезли друг другу на головы, кричали, вопили…. Мама сказала, что нам хлеба все равно не добыть, и удержала меня за руку, когда я тоже хотела побежать к грузовику. Она была права, это было опасно – несколько человек задавили, просто затоптали, когда они упали. Так что мама правильно мне запретила – возможно, она спасла мне жизнь. Но зато и хлеба нам с нею не досталось», – говорит Валентина Демидова.
Чтобы хоть как-то заглушить сосущую боль в животе, Валя жевала сосновые иголки. Но помогало это мало, и с каждым днём она страдала от голода всё сильнее. Однажды маленькая узница стала свидетельницей сцены, которая до сих пор стоит у неё перед глазами. Маленький мальчик увидел, как один из лагерных охранников сидит на крыльце казармы и вымакивает куском хлеба банку с тушёнкой. Мальчик подошёл к нему и со слезами стал просить дать ему остатки. Умолял, упал на колени. Фашист разозлился, встал и пнул ребёнка в грудь с такой силой, что тот отлетел далеко в сторону. А потом спокойно, как будто ничего не случилось, снова сел на крыльцо и доел тушёнку, отбросив опустевшую банку в сторону. Мальчик, которые всё ещё не мог подняться от боли, подполз к ней, схватил двумя руками как настоящее сокровище и спрятал под себя, чтобы никто не заметил и не отобрал. Валя думала, что потом он сам оближет со стенок налипший на них жир. Но она ошиблась: как только ребёнок сумел встать, он пошёл к больной матери, лежавшей под деревом неподалёку. Та заболела тифом, и уже почти не шевелилась – и от болезни, и потому что совсем ослабела от голода. Мальчик стал макать палец в банку и мазать маме губы – он надеялся, что она их оближет, и сможет прожить ещё немного. Сам ни капли не съел, всё отдал матери, чтобы её спасти.
Не меньше, чем голод, узников «Озаричей» мучила жажда. Воду им не подвозили, озера или ручья на территории лагеря не было. Был только снег, но в первое время глотать его решались немногие. «Ни одного нормального туалета никто для нас не построил, поэтому всем пришлось забыть про стыдливость и справлять нужду там, где настигнет – все равно не было ни возможности отойти в сторонку, ни хоть как-то уединиться. Люди были повсюду. Поэтому очень скоро весь снег покрылся жижей из фекалий, чистых участков не осталось. Пришлось пить воду пополам с нечистотами из луж. Её запах я и сейчас помню, смердела ужасно», – вспоминает Валентина Демидова. Самые стойкие пытались сосать влажный мох, но потом жажда неизбежно брала своё, и брезгливость отходила на задний план.
По ночам температура опускалась, и главным врагом узников становились уже не голод или жажда, а холод. «Озаричи» не были похожи на типовой концлагерь, в нём не было построено бараков для узников, и ночевать приходилось прямо на голой земле. Чтобы не замёрзнуть насмерть, дети, чьи родители уже погибли от тифа и голода, сбивались в кучки и согревали друг друга теплом собственных худеньких тел. «Знаете, когда я это будто снова увидела? Когда как-то раз, лет десять назад, сидела дома с внучкой, – в беседе с корреспондентом «Совершенно секретно» говорит Валентина Демидова. – А по телевизору показывали какую-то телепередачу про то, как спасаются от страшных морозов самцы пингвинов в Антарктиде. Они плотно прижимаются друг к другу, и получается огромный круг, внутри которого они стоят плечом к плечу. Когда те, что внутри, согрелись, они выходят наружу и становятся во внешний круг, под метель. И так пингвины всё время переходят из центра плотной толпы наружу. Я сразу же вспомнила про «Озаричи». Именно так мы детьми и поступали. Сбивались в плотную стаю, как пингвины, и по очереди менялись местами. Я когда эту передачу увидела, не выдержала, заплакала… Внучка подбегает, спрашивает: «Бабуля, бабуля, что случилось?» А я даже говорить не могу, только плачу и в экран пальцем тычу: «Смотри, это же мы… Так всё и было».+
Разжигать костры и греться у огня узникам было строго запрещено. Тех, кто решался нарушить запрет, расстреливали на месте, без предупреждения. Точно так же сразу стреляли и в каждого, кто осмеливался подойти близко к ограждению из колючей проволоки. К концу существования лагеря возле неё образовался целый бруствер из трупов, их никто не убирал. Трупы были разбросаны и по всей территории концлагеря. Сначала сами заключённые старались укладывать их в ряды, но потом сил на это не осталось, да и трупов стало слишком много.
«Убивали грудных детей»
«Сейчас я одного не могу понять – почему я тогда не тряслась все время от страха. Только в самый первый день было очень страшно, а потом всё было, как в страшном сне: когда вокруг происходит какой-то кошмар, а тебе кажется, что всё нормально, так и должно быть. Наверное, чувства притупились. А может, помогло, что я была ещё совсем маленькой, а дети быстро привыкают к любой ситуации», – говорит Валентина Демидова.
Каждую минуту, проведённую в лагере смерти, маленькая Валя верила – их с мамой обязательно спасут. Придёт Красная Армия, и всех освободит, ведь не зря же вдалеке периодически слышна канонада. Значит, помощь где-то близко. Эта слепая вера помогала девочке продолжать бороться за собственную жизнь и не сойти с ума в непрекращающемся кошмаре.
Валентина Демидова вспоминает: «В «Озаричах» было с чего разума лишиться. Одна женщина помешалась, когда прямо у неё на руках умерли двое маленьких детей. Она сначала сидела неподвижно, а потом вдруг встала и начала кружиться, что-то громко петь. Охранник подошёл и пристрелил её, чтобы замолчала и не мешала ему своими криками. Убивали и грудных детей, чьи матери умирали от тифа. Если ребёнок начинал орать на руках у мёртвой матери, в него стреляли. Ну а самый страшный, наверное, случай был, когда одну девочку, совсем молоденькую, лет пятнадцати-семнадцати, охранники увели с собой в казарму на ночь. Наутро они выбросили наружу её тело. Оно было страшно изуродовано – груди отрезаны, нос тоже, всё в синяках… Даже вспоминать про такое не хочу».
Фашисты специально свозили в «Озаричи» всех больных тифом из больниц и окрестных деревень. Их привозили на грузовиках и сбрасывали вниз как мешки с цементом. «Взрослые говорили, что они делают это специально, чтобы мы все заразились. И когда наши солдаты придут нас освобождать, они тоже заразятся и заболеют, поэтому не смогут продолжить наступление на фашистов. Так немецкая армия может выиграть время», говорит Валентина Демидова. Во многом эти расчёты оправдались – в части из армии генерала Павла Батова, освобождавшей «Озаричи», действительно была эпидемия тифа.
Не дожив всего один день до освобождения, умерла мама Вали Карпенко. Девочка легла на землю рядом с ней и прижалась к её остывающему телу. Она бы замёрзла насмерть, если бы какая-то женщина не подняла её и не растормошила. «Мамино тело стало совсем холодным, об него нельзя было больше согреться», – с горечью в голосе, рассказывает она.
К вечеру 18 марта лагерная охрана исчезла неизвестно куда. Некоторые узники решили, что можно попытаться сбежать, и попробовали это сделать. Как только смельчаки выбирались за колючую проволоку, они подрывались на минах. «Те, кто не умер сразу, лежали, стонали, просили о помощи, а мы боялись к ним подойти». Так стало понятно, что повсюду мины.
Освободили выживших заключённых 19 марта 1944 года. Сапёры расчистили узенький проход среди мин и вывели по нему всех, кто ещё держался на ногах. Потом вынесли на носилках больных и умирающих. «Их было столько, что носилок не хватало. Поэтому брали только тех, кто шевелился. Помню, как одна маленькая девочка тогда спасла жизнь своей маме. Женщину не хотели выносить, солдаты решили, что она уже мертва. Но девочка где-то отыскала осколок зеркала, подозвала солдат, и поднесла при них этот осколок к маминым губам. Только когда они увидели, что он запотел, умирающую положили на носилки», – говорит Валентина Демидова.
Осиротевшая Валя Карпенко не помнит, сколько она пролежала в медсанбате, куда её и других больных тифом детей из «Озаричей» доставили освободители. Помнит только, что всё время снова мучилась от голода. Чтобы детям не стало плохо, им не давали сразу много еды. Говорили, что восстанавливать нормальное пищеварение нужно постепенно. Поэтому сначала поили одним рисовым отваром, и лишь потом понемногу начали вводить в рацион обычные продукты. «Многие дети, лежавшие в том же госпитале, что и я, всё равно умерли от тифа. Мне повезло, я выздоровела. А потом повезло ещё раз – меня отыскала и забрала моя тётя Тося. Она меня и растила – у неё после войны тоже никого, кроме меня, не осталось. Все погибли, и муж, и родные дети», – рассказывает Валентина Демидова.
Тётя строго запретила девочке где бы то ни было упоминать, что она побывала в фашистском плену. Объясняла, что за такое её могут арестовать и отправить в Сибирь. И Валя послушно скрывала «позорную тайну» и во время учёбы в школе, и в институте. Собственным детям рассказала обо всём, лишь когда они стали уже совсем взрослыми.
«Сейчас, оглядываясь назад и подводя итоги, я могу сказать, что прожила хорошую жизнь. Я стала учительницей литературы, как и мечтала с детства, всегда любила свою работу. Вышла замуж за любимого человека. С ним мы воспитали двоих детей. Сейчас у меня пять внуков и правнучка. В общем, мне есть чем гордиться. И знаете, что я хочу сказать? Что если бы не те страшные дни в «Озаричах», то, может быть, моя жизнь не сложилась бы настолько удачно. После пережитого в этом концлагере, я научилась относиться к каждому дню как к подарку. Всю жизнь помнила, что его могло и не быть. Я могла погибнуть, как тысячи точно таких же детишек, как я. «Озаричи» заставили меня понять, какое большое счастье – просто жить. И единственное, о чём я мечтаю, – это чтобы моим детям и внукам не довелось испытать таких же лишений, как мне и всему нашему поколению. Лишь бы не было войны», – подвела итог беседы с корреспондентом «Совершенно секретно» Валентина Демидова
«Фашист вырезал у меня на груди красную звезду»
Пребывание в фашистском плену оставило глубокие шрамы не только на лице Людмилы Ивановны Щербеневой, но и на её сердце. Эти шрамы не зажили до сих пор, поэтому она не любит говорить о пережитом. Хранит воспоминания в тёмных подвалах памяти, точно так же, как никогда не снимает тёмные очки. Однако иногда решается спуститься в этот подвал, поскольку понимает – как человек, который выжил, она обязана рассказывать о том, как страдали и погибали рядом с нею тысячи невинных людей. Это необходимо, чтобы кошмар фашизма не повторился.
«Я родилась в 1930 году, и когда началась война, мне было всего 11 лет, – рассказывает корреспонденту «Совершенно секретно» Людмила Щербенева, носившая в те годы фамилию Тишина. – Мой отец был командиром Красной Армии, и мы с семьёй жили вместе с ним в Бресте. Помню, как 22 июня мы проснулись от страшного грохота, казалось, что прямо над нами разразилась страшная гроза. Но папа сразу понял, что это не гроза, а война – он понимал, что она неизбежна, и постоянно держал наготове рюкзак с вещами для нас на первое время. Услышав грохот на границе с Польшей, он закричал: «Мать, собирай ребят! Это война». Обнял на прощание меня и братьев, поцеловал маму и велел нам бежать на вокзал. А сам помчался в свою часть. Так мы и расстались. В следующий раз мы увиделись с ним через много лет после Победы. Он долго меня разыскивал, а когда нашёл, не узнал – ещё бы, ведь он-то помнил маленькую хорошенькую девочку, а увидел взрослую женщину с израненным лицом. Папа, мой брат Герман и я – единственные из всей нашей семьи, кто остался жив».
Мать Люды Тишиной не послушалась мужа. Она заявила, что как партийный работник не имеет права сбежать в такой ситуации, поэтому отправила детей из осаждённого города одних, поручив присматривать за ними сестре мужа. На вокзале они увидели её в последний раз. Когда город захватили фашисты, смелую женщину повесили как члена КПСС и жену красного командира. Об осиротевших детях все годы войны заботилась тётя. А в феврале 1944 года их всех схватили и отправили в «Озаричи». По дороге, когда колонну заключённых гнали в Минск, старшему брату Герману, который был старше Люды на год, удалось сбежать. Он попал к партизанам, воевал до самой Победы. Младшему брату Серёже не повезло: по дороге он выбился из сил, и один из конвоиров застрелил его, чтобы уставший ребёнок не задерживал всю колонну. Расстреливали всех, кто отставал по пути.
В итоге в «Озаричи» добрались не четверо членов семьи Тишиных, а двое. В первые дни заключения, пока ещё были на это силы, дети собирались в кучки и пели советские песни. «Так нам было легче. Так больше верилось, что нас обязательно освободят, а без этой веры мы бы не выжили», – говорит Людмила Щербенева. Бойкую Люду чаще всего просили спеть песню из фильма про Буратино – о чудесной стране, спрятанной за закрытой дверью, которую она выучила в пионерлагере «Артек». Чтобы не попасться охране, дети обычно выставляли «часового» – он должен был стоять «на шухере» и поднять тревогу, если один из фашистов окажется поблизости.
Однажды «часовой» задремал. И когда Люда как раз пела песню «Если завтра война», она почувствовала, как чьи-то грубые пальцы схватили её за ухо. Внезапно появившийся из темноты фашист закричал: «Руссиш швайн! Партизанен!», повалил на землю и начал пинать маленькую узницу. Но девочка не заплакала от страшной боли, и разбитыми в кровь губами тихонько продолжала петь: «С нами Сталин родной, и железной рукой нас к Победе ведёт Ворошилов!» Тогда озверевший садист выхватил кинжал и полоснул им по груди Люды. Она потеряла сознание.
«Как мне потом рассказали, меня спасла одна из надзирательниц, фрау Анна. Она пожалела меня и вырвала из рук этого изверга. Отнесла к себе в казарму, уложила на кровать и перевязала рану, – рассказывает Людмила Щербенева. – Оказалось, что тот фашист вырезал у меня на груди красную звезду. Эти шрамы остались до сих пор, как и следы от укуса немецкой овчарки, впившейся мне в руку. Другой охранник однажды натравил на меня собаку за то, что я сказала одному маленькому мальчику, чтобы тот не плакал – скоро фашисты замёрзнут, и нас всех освободят. И в этот раз меня снова спасла все та же добрая фрау Анна – приказала отозвать собаку, едва не вцепившуюся мне в горло».
В ночь на 19 марта оставшиеся в живых узники заметили, что охрана куда-то исчезла, вышки опустели. Вскоре на дороге, ведущей к лагерю через минное поле, появились несколько советских солдат. Они предупредили, что не нужно никуда идти, надо оставаться внутри огороженного колючей проволокой периметра и дожидаться прибытия сапёров, которые разминируют лагерь. Однако поняв, что перед ними открылся путь на волю, обезумевшие от пережитых страданий люди уже не слушали их слов. Они сломали ворота и побежали навстречу долгожданным освободителям. И попали прямо на минное поле.
Люда Тишина и её тётя, взявшись за руки, побежали одними из первых. «Всё, что я помню, это яркую вспышку. Как потом выяснилось, рядом с нами разорвалась мина. Тётя погибла, а я выжила. Солдаты заметили, что я ещё дышу, когда собирали трупы погибших и подчищали поле. Они доставили меня в партизанский лазарет, где я и пришла в сознание. Мою жизнь спасла Алевтина Николаевна, которая была врачом в отряде разведчика Николая Кузнецова. Из этого лазарета, когда мне стало лучше, меня отправили на большую землю, в госпиталь на улице Советской в городе Молотове, чтобы продолжить лечение. Там мне сделали 18 челюстно-лицевых операций – взрывом мне разворотило всё лицо, врачам пришлось собирать его буквально по кусочкам. А кожу для пересадки мне пожертвовал солдат-узбек, огромное ему спасибо, за то, что подарил мне новое лицо. Я очень ему благодарна и, когда смотрю в зеркало, всегда помню, что кожа на моём лице – не моя. Остальные бойцы, лежавшие в этом госпитале, тоже меня жалели, старались угостить чем-нибудь вкусным. А я пела им песни – конечно, когда уже смогла петь», – вспоминает Людмила Щербенева.
«Не рассказывайте, что были в плену у врага»
Люда Тишина была уверена, что все её родные, включая брата и отца, погибли. Поэтому после выписки из госпиталя, где она провела 8 месяцев, осиротевшую девочку отправили в детский дом в деревне Аникино. Помимо Люды, в нём было ещё шесть малолетних узников фашистских лагерей, которым повезло выжить в плену.
«В 1948 году нас всех решили перевести в Соликамск. Перед тем как отправить нас туда, директор аникинского детдома всем строго-настрого наказал никому и ни за что не рассказывать, что мы были в плену у врага. Сопроводительные документы он нам тоже переделал, убрал из них все упоминания про концлагеря. Мы были уже взрослые, и прекрасно понимали, почему он так поступил: ко всем пленным в те годы относились как к изменникам, предателям Родины. Хотя как маленькие дети могли быть виноваты в том, что попали в плен? До сих пор не понимаю. Директор пытался уберечь нас хотя бы от этого кошмара», – говорит она.
Мирная жизнь Людмилы Тишиной сложилась намного лучше, чем она предполагала, когда видела своё отражение в зеркале. Она окончила Соликамское медучилище, устроилась работать фельдшером в Пермь-Сергинский район (сейчас он называется Кунгурским). Однажды зимой, когда началась снежная буря, у одной из деревенских женщин случился приступ аппендицита. Нужно было срочно делать операцию, чтобы она не умерла, а хирург не смог приехать из-за разразившейся снежной бури. Больше помочь было некому – на 26 деревень приходился один фельдшер. Чтобы спасти жизнь больной, Людмила на свой страх и риск вырезала ей аппендицит. «Мне сперва объявили выговор за такое самоуправство, а потом, когда стало понятно, что с моей пациенткой все хорошо, решили поощрить и отправили учиться в мединститут в Пермь», – вспоминает она.
Людмила решила, что станет педиатром и будет спасать детей. Студенткой познакомилась с будущим мужем. Ему пришлось долго ухаживать за стесняющейся своих ран девушкой – на предложение руки и сердца она раз за разом отвечала отказом. «Я согласилась, только когда Николай Щербенев сказал, что он сам фронтовик и хорошо знает цену шрамам от боевых ран. Дал слово, что несмотря ни на что будет любить меня всю жизнь, до самой смерти. И слово это сдержал. Мы жили с ним душа в душу, четверых детей вырастили – двух сыновей и двух дочерей. Я часто думаю, что может, если бы не моё покалеченное лицо, мне не повезло бы встретить такого хорошего человека. Кто знает, сложилась бы моя жизнь так удачно, если бы не тот роковой взрыв», – рассказывает Людмила Щербенева.
В 1989 году, когда побывавшие в фашистском плену перестали скрывать своё прошлое, Людмила Щербенева решила создать Пермское краевое отделение Российского союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Дала бесплатное объявление в газету в надежде, что она не одна такая, есть в Перми ещё люди, которые прошли через этот ад, но боятся об этом рассказать. И понемногу люди стали приходить, рассказывать о пережитом. А когда нужно было выбрать председателя отделения, все они как один проголосовали за Людмилу Ивановну. «В 1991 году нас в Прикамье было почти четыре тысячи, сегодня в живых осталось чуть больше 200 человек. Кстати, тот мальчик, что стоял в «Озаричах» «на шухере», заснул и не предупредил меня, что охранник рядом, все ещё жив. Живёт в Москве, и каждый раз, когда мы с ним встречаемся, просит у меня за это прощения. Но я, конечно же, на него зла не держу – ведь он совсем маленьким ребёнком был. Я и на ту мину больше не злюсь. Даже к немцам у меня зла нет, среди них ведь были и хорошие люди, как фрау Анна. А вот фашизм ненавижу. Это он во всем виноват. Тот не человек, кто забудет, что такое нацизм».http://www.sovsekretno.ru/articles/id/5518/?from=smi2 ----- Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.
STiv
Отправлено: 19 июля 2017 — 17:29
генерал-майор
Сообщений всего: 35867
Дата рег-ции: 3.02.2011
Репутация: 145
[+][+][+]
Резня по-скандинавски: 75 лет массовому убийству в концлагере Бейсфьорд
Ровно 75 лет назад в оккупированной Норвегии местные коллаборационисты жестоко расправились почти с тремя сотнями югославских военнопленных. Они сделали это в день рождения вождя норвежских нацистов Видкунда Квислинга. О кровавой резне в концлагере Бейсфьорд и о человеке, который стал символом коллаборационизма, — в материале RT.
8 апреля 1940 года гитлеровская Германия начала большую операцию по оккупации Норвегии и Дании, получившую название «Везерюбунг». Дания капитулировала практически сразу, Норвегия сопротивлялась чуть больше двух месяцев. Повод для войны Гитлер выбрал смехотворный: он заявил, что немцы бомбят Норвегию с целью «защитить страну от возможного вторжения англичан».
Король и правительство успели бежать из страны, но этим норвежские «успехи» исчерпывались. Через два месяца боёв немцы захватили всю территорию государства.
У Норвегии протяжённая береговая линия, которая занимает весь запад Скандинавского полуострова. А на суше она не граничит с Германией. Всё это создавало риск возможного десанта со стороны англичан. А после нападения Германии на Советский Союз мимо норвежских берегов пошли британские и американские суда с грузами по ленд-лизу. Этап на север
Это заставило нацистов обратить особое внимание на оборону, и они развернули на захваченной норвежской территории строительство мощных сооружений. Для этого требовалась дешёвая рабочая сила, но в Третьем рейхе знали, где брать рабочие руки. Союзный Гитлеру марионеточный хорватский режим подарил «Рейхскомиссариату Норвегия» около пяти тысяч политических заключённых.
В основном это были сербы, и вина большинства из них только в этом и заключалась. Для фашистского хорватского режима сам факт сербской национальности был достаточным обвинением и поводом отправить людей в приполярные трудовые лагеря.
В конце июня 1942 года в северную Норвегию прибыл очередной транспорт с несколькими сотнями югославских заключённых, которых поместили на карантин в концлагере Бейсфьорд. Во время карантина лагерный врач обнаружил, что часть заключённых заболела тифом. Больных поместили в два отдельно стоящих барака.
Тех, кого признали здоровыми, вечером 17 июля построили в колонны и погнали в рабочий лагерь. А остальных на следующий день вывели в лагерный двор, выдали лопаты и велели копать. Расстреливали их из пулемётов, группами по двадцать человек. Выживших добивали из пистолетов.
Выбраться из бараков удалось не всем: некоторые были слишком слабы. Тогда бараки облили бензином и подожгли, а тех, кто пытался выскочить из окон, расстреливали из тех же, ещё не остывших пулемётов. Всего во время карательной акции, получившей название «Резня в Бейсфьорде», погибли 288 югославских военнопленных.
История одного предательства
Эта жуткая, но привычная для Второй мировой войны расправа с пленными имела один нюанс, отличавший её от аналогичных (и даже значительно более массовых) убийств в Центральной Европе. Самые отличившиеся убийцы из числа лагерных охранников были не немцами, а норвежцами. И они делали свою работу добровольно. Норвежский коллаборационизм стал одним из самых известных в истории благодаря его лидеру Видкунду Квислингу. Сегодня исполняется 130 лет со дня его рождения.
Его имя стало нарицательным. «Квислинговскими режимами» называют марионеточные правительства, которые создаются и контролируются оккупантами. Но в начале 20 века ничто не говорило о той печальной известности, которую Квислинг приобретёт в годы Второй мировой войны.
Закончив военную академию, он работал в норвежском генштабе и даже выполнял обязанности военного атташе в России в годы Гражданской войны. Это благоприятно сказалось на его карьере, и в 1931 году Квислинг стал министром обороны страны. В эти годы он и увлёкся немецким национал-социализмом, став основателем норвежской нацисткой партии «Национальное единение». Она тайно получала финансирование от гитлеровской Германии, а вот популярности среди норвежцев так и не завоевала и раз за разом проигрывала выборы.
Так бы и остаться Квислингу забытым персонажем чужой истории, если бы не планы германского командования. То, на что пошёл Квислинг, стало типичной сделкой с дьяволом — с предсказуемым финалом.
В конце марта 1940 года Квислинг тайно встретился с представителями вермахта и подробно рассказал им о системе обороны Норвегии.
А 9 апреля «Юнкерсы» уже бомбили Осло и Нарвик. За предательство Квислинг получил пост премьер-министра, а «Национальное единение» стала единственной легальной партией. При этом реально страной правил немецкий генерал Тербовен, да и страны-то в немецких документах больше не существовало — был «Рейхскомиссариат Норвегия».
Квислинг не глядя санкционировал всё, что требовали немецкие хозяева: строил в стране концлагеря, устраивал гонения на евреев и отправлял норвежский легион СС на Восточный фронт. Две тысячи норвежских добровольцев воевали на стороне Германии. Норвежцы, в частности, принимали участие в блокаде Ленинграда.
В самой Норвегии тем временем жестоко расправлялись с теми, кто пытался сопротивляться оккупантам и «родному» Квислингу.
Конец норвежского Фауста
7 октября 1944 года войска советского Карельского фронта начали наступление на оккупированный Германией норвежский город Киркенес. Так началось освобождение страны от немцев и Квислинга.
Немцы показали, кем на самом деле для них был премьер-министр Норвегии. Отступая под ударами Красной армии, они использовали тактику выжженной земли, не слушая возражений Квислинга.
Премьер добровольно сдался представителям норвежского правительства, которое вернулось в страну после освобождения её территории от немцев.
Согласно одному из исторических анекдотов, Квислинга заставили лично хоронить расстрелянных по его приказу патриотов. Подтверждений этому нет, но эта история хорошо иллюстрирует отношение норвежцев к человеку, который обменял родину на символическую власть. В октябре 1945 Квислинга расстреляли по приговору суда.
Свыше двух тысяч советских солдат и офицеров погибли при освобождении северной Норвегии.
А в июне 2014 года Норвегия начала поставки сухих пайков силам украинской АТО, в составе которых воюют нацистские батальоны.
https://russian.rt.com/science/article/410234-75-let-ubiistvam?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com ----- Сбили с ног, сражайся на коленях. Не можешь встать, атакуй лежа.
Страниц (1): [1]
Сейчас эту тему просматривают: 1 (гостей: 1, зарегистрированных: 0)
Все гости форума могут просматривать этот раздел. Только зарегистрированные пользователи могут создавать новые темы в этом разделе. Только зарегистрированные пользователи могут отвечать на сообщения в этом разделе.